Харуки Мураками: Мой любимый sputnik

– Все равно возвращать его уже поздно, – произнес я, будто говорил сам с собой. – Да и наверняка у них есть запасной. Если уж это такой важный склад.

Я протянул руку, и Морковка тихонько взялся за нее. Я почувствовал в своей ладони его маленькую худенькую ручку. Когда-то со мной уже такое было. Где, интересно, ко мне приходило это ощущение? Я сжал его руку, и так мы дошли до дома.

Мы вошли в дом. Моя подруга ждала нас. Переоделась в свежую белую блузку без рукавов и плиссированную юбку. Глаза покраснели и опухли от слез. Наверное, вернувшись, все это время проплакала в одиночестве. У ее мужа в Токио было агентство по недвижимости, и в воскресенье он обычно отсутствовал: либо работал, либо играл в гольф. Она отправила Морковку на второй этаж, в его комнату, а меня проводила не в гостиную, а к обеденному столу на кухню. “Наверное, здесь ей легче разговаривать”, – подумал я. На кухне стоял огромный холодильник цвета авокадо, посередине – разделочный стол-остров. Большое светлое окно выходило на восток.

– Он вроде сейчас получше выглядит, – тихо сказала она. – Я когда увидела его лицо там, у охранника, просто не знала, что делать. Такого взгляда у него раньше никогда не было. Он совсем… Как будто ушел в другой мир.

– Ты не волнуйся, не надо. Все будет нормально, как прежде. Нужно только немного времени. Мне кажется, лучше всего сейчас никаких вопросов ему не задавать. Просто оставить его в покое, и все.

– А чем вы занимались, когда я уехала?

– Разговаривали, – ответил я.

– О чем?

– Да так… В общем-то, ни о чем. Вернее, я один болтал все время – что приходило в голову, все подряд.

– Может, налить тебе чего-нибудь холодного? Хочешь?

Я покачал головой.

– Просто не знаю, как вообще говорить с этим ребенком. И чем дальше, тем больше не понимаю, – сказала она.

– Только не старайся специально вести с ним какие-то разговоры. У каждого ребенка есть свой собственный мир. Захочет – сам когда-нибудь первым заговорит.

– Но он не говорит почти ничего.

Мы сидели с ней по разные стороны стола, стараясь случайно не коснуться друг друга, и вели эту натянутую беседу – типичная встреча учителя с матерью ребенка, который что-то натворил. Когда она говорила, ее пальцы на столе то нервно сплетались, то выпрямлялись, то сжимались в кулак. Я невольно думал о том, что эти пальцы делали мне в постели.

– В школе я ничего сообщать не буду. Просто спокойно поговорю с ним по душам, и все. Будут проблемы – сам как-нибудь разберусь. Ты так серьезно не переживай. Твой сын – умный, хороший мальчик, пройдет время – все образуется. То, что произошло, – явление временное. Сейчас важно, прежде всего, тебе самой успокоиться.

Я буквально внушал ей эти мысли, повторяя одно и то же медленно и спокойно, заставляя ее слушать мой голос. Похоже, это помогло ей немного прийти в себя.

Она сказала, что отвезет меня домой в Кунитати.

– А может, он что-то чувствует? – спросила она, когда мы стояли на светофоре. Конечно, она имела в виду наши с ней отношения.

Я покачал головой:

– Почему ты так думаешь?

– Мне почему-то пришло это в голову, пока я сидела дома и ждала вас. Нет, никакого повода нет. Просто у него очень развита интуиция – естественно, он чувствует, что у нас с мужем что-то не так.

Я молчал. Она тоже больше ничего не сказала.

Мы въехали на стоянку в двух кварталах от моего дома. Она поставила машину на ручник, повернула ключ зажигания и заглушила двигатель. Стих мотор, перестал работать кондиционер, и в машине воцарилась неуютная тишина. Я понимал: она хочет, чтобы я сразу же обнял ее. Я представил ее гладкое тело под блузкой, и во рту у меня пересохло.

– Я думаю, нам не стоит больше встречаться, – произнес я твердо.

Она ничего не сказала в ответ. Ее руки все так же лежали на руле, глаза смотрели в одну точку – на датчик давления масла. Лицо почти ничего не выражало.

– Я много об этом думал, – продолжал я. – И мне кажется, неправильно, что я – часть проблемы. Нехорошо. Для многих людей. Я не могу быть решением проблемы, если я – ее часть.

– Для многих людей?

– Прежде всего – для твоего сына.

– А для тебя самого?

– Это есть тоже. Конечно.

– Как же я? Я вхожу в число этих “многих людей”?

“Да, входишь”, – хотелось ответить мне. Но произнести этого я не мог. Она сняла темно-зеленые очки “Рэй-Бан”, потом, чуть подумав, надела их снова.

– Знаешь, мне не хотелось вот так просто говорить об этом, но… Если я не смогу встречаться с гобой, мне будет очень тяжело.