— Не надо арапов, — сказала она, — пусть лучше две живые красавицы. Арапам что! А эти две видели, как на родной, доброй земле чужое вырастало: чужие театры, чужие дворцы, обычаи. Недобрая чужая сила. Страшно…
— Ну, я эти детские страхи пережил, — улыбнулся он, — тогда, когда ты не знала, что делаешь.
Они позавтракали в маленьком кафе, потом снова долго блуждали. И незаметно даже для себя самой она увела его прочь от людных аллей.
Старая церковь вросла в землю, провалившиеся ямы склепов были наполовину засыпаны листвой и мусором.
А внизу трепетала золотыми и зелеными монетами вся пронизанная косым грустным светом березовая роща.
С реки веяло тоскливой грибной прохладой.
Они спускались, волоча ногами целые лавины листьев. Над обрывом нависла выгнутая береза. И тут он прочитал в глазах девушки что-то такое, чего нельзя было не заметить.
Он прислонил ее спиной к этому выгнутому дереву, припал к ней, обнял, чувствуя мускулами плеча ее плечи, а руками — шершаво-атласную березовую кору.
Пошевелиться было нельзя, иначе они бы обязательно упали. Да им и не хотелось шевелиться. Он наклонился, поцеловал ее в приоткрытый рот.
И сразу закрутился вихрь, взметнулся над обрывом красный лиственный смерч. Парень подхватил ее на руки, сбежал вниз.
Милиционер, который вечно попадается на глаза в самое неподходящее время и в самых лучших местах, крикнул им вдогонку:
— Нельзя туда!
Куда там! Он уже барабанил по мосткам, которые вдавались в тихую протоку.
Солнце садилось, сплющенное, красное. Кармином окрасилась легкая зыбь вдали за плесом. Тенью на солнце плыл одинокий рыбак, а они не знали, что для людей на берегу они тоже только две тени, которые сплелись воедино на фоне пунцового диска.
Она брызнула ему в лицо водой, пахнувшей рыбой, и бросилась прочь, как испуганная лесная коза. Легкими прыжками, почти не касаясь земли, только словно проверяя, здесь ли она.
И он гнал ее, гнал, захлебываясь ветром.
Потом он куда-то исчез. Она оглянулась на бегу, еще раз оглянулась, разочарованная, и остановилась.
Его голос долетел сверху. Огромное дерево почти легло над водой, свесившись с низкого обрыва. Он стоял на нем, где-то среди ветвей, и, смеясь, звал ее:
— Ну, иди сюда. Иди же. Нет? Ну тогда я сам.
И легко сбежал по наклонной ветке, по которой забрался туда.
Она бросилась было бежать, но сразу остановилась, увидев перед собой топкое место. Он не дал ей опомниться, подхватил ее на руки, в два прыжка перепрыгнул болото, вынес на сухой берег и приблизил к ее глазам жесткие, пиратские глаза.
— Ну, — сказал он.
— Ну, — повторила она.
И вдруг — она увидела — в этих глазах промелькнул испуг, глубокая, безысходная тоска.
— Что с тобой? Задохнулся?
— Подожди минутку, — глухо сказал он. И, помолчав, совсем другим голосом: — Идем к автобусу. Там… лес по другую сторону шоссе. — И, будто оправдываясь, добавил: — Он не такой людный.
Надречная терраса была пустой. За гладью реки, за лугами с монашьими шапками стогов, за синими хвойными лесами полыхал, разливался, пророча ветер, тревожный закат. Жидкий багрянец лился на землю.
И в этом багрянце вставали дымные, насквозь золотые и сверкающие контуры невидимых кремлей.
Девушка взглянула на его лицо, залитое этим неземным светом. И воспоминание впервые в этот день встало перед ней.
…Часовня в далеком городке. Бронзовый ангел, возвышающийся над головами людей. А под ним, прямо на каменных плитах, разложен костер. И отражение, зыбкое, изменчивое, заливает кровью лицо этого ангела, делает его живым, угрожающим.
Из алтаря доносится резкий запах — людей не выпускают уже несколько дней. Люди сидят вокруг догорающего костра, который им позволили разложить. Старая женщина положила руку на голову девочки и добрым, безмерно добрым голосом говорит:
— Мы с тобой долго не увидимся, дочка. Но ты знай, свои быстро найдут тебя. Родина тебя не забудет. Помни, ты из России. Ты — советская.
А потом чьи-то руки, пахнущие жестким солдатским сукном, несут ее, а издалека доносятся голоса: "Мадонна, мадонна". Ее не забыли.
…Догорает закат, освещая лица тревожным, красноватым светом.
"Пожалей меня, сжалься, — хотелась сказать ей, — расплети мои косы. Вот я вся тут, перед тобой".
Но вместо этого она медленно пошла по узким в полумраке аллеям. Он шел за ней, боясь потерять ее в серой мгле.
И только на ступеньках террасы она остановилась возле мраморного льва, наклонилась над ним, глянула искоса на спутника.
Читать дальше