Санта Монтефиоре - Шкатулка с бабочкой

Элен вышла из ванны, сопровождаемая облачком пара. Ее лицо порозовело, а глаза приобрели привлекательный блеск. Федерика лежала на белом узорчатом покрывале и следила за тем, как мать одевается, готовясь к встрече с отцом. Вдыхая аромат лаванды и запах спелых апельсинов, Элен воздержалась от очередной сигареты. Ее охватило чувство вины. В то время как Федерика была так возбуждена, что вся дрожала, как будто беговая лошадка у стартовой площадки ипподрома, она сама ждала возвращения Рамона с тревогой и подсознательным пониманием того, что сейчас в любой момент она сможет собраться с силами и покинуть его навсегда. Нанося макияж на лицо, она смотрела в зеркало на дочь, которая не подозревала, что за ней тоже ведется наблюдение. Федерика вглядывалась в морской пейзаж, видневшийся за окном, будто в ожидании, что отец приплывет на лодке, а не приедет на автомобиле. Ее профиль выглядел по-детски нежным, но выражение лица вполне соответствовало образу взрослой женщины. Напряженное ожидание, затаившееся в нахмуренных бровях и на едва заметно дрожащих губах, выдавало слишком большую для ребенка ее возраста осведомленность о происходящем вокруг. Она обожала отца с собачьей преданностью, в то время как Хэл был очень привязан к матери, которая, как считала сама Элен, в большей степени заслужила эту любовь.

Когда Элен, облачившись в узкие белые брюки и тенниску, была почти готова, несмотря на спутанные и еще не высохшие волосы, она присела на кровать возле дочери и провела рукой по ее лицу.

— Ты выглядишь превосходно, дорогая, — сказала она и с чувством поцеловала дочь.

— Он скоро уже приедет, да? — тихо произнесла Федерика.

— В любую минуту, — ответила Элен с умением, отшлифованным годами практики, скрывая дрожь в своем голосе. Затем она резко встала и поспешно спустилась по лестнице. Она не могла курить в спальне после того, как Федерика приготовила ее с такой любовью, но ей срочно нужна была сигарета. Как только ее каблуки коснулись холодных каменных плит холла, парадная дверь распахнулась и Рамон, как большой черный волк, заполнил собой весь проход. Элен мгновенно ощутила приступ удушья и спазм в желудке. Они уставились друг на друга, молчаливо оценивая то отчуждение, которое возникало между ними каждый раз, когда они оказывались в одном помещении.

— Феде, папа уже здесь! — крикнула Элен, но ее голос был таким же бесстрастным, как и выражение лица. Темно-карие глаза Рамона оторвались от окаменевшего лица жены в поисках дочери, восторженный визг которой он услышал еще раньше, чем мягкий топот маленьких ног, промчавшихся по деревянному полу, а затем проскакавших через две ступеньки по лестнице. Она пробежала мимо матери и бросилась в сильные объятия отца. Обхватив тонкими ручками его жесткую шею, она прижалась к нему и вдохнула крепкий, острый запах, который отличал его от всех остальных людей в этом мире. Он поцеловал ее в теплую щеку, поднял на вытянутых руках и рассмеялся так громко, что она ощутила во всем теле вибрацию, подобную толчкам землетрясения.

— Ага, значит, ты по мне скучала, — произнес он, закружив ее так, что ей, чтобы не упасть, пришлось обхватить его ногами.

— Да, папа! — засмеялась она, прильнув к нему и ощущая, как счастье сдавливает ее горло.

В тот же момент в холле появился Хэл, посмотрел на отца и ударился в слезы. Элен, благодарная за такую реакцию, подбежала к нему, подхватила на руки и расцеловала мокрые щеки сына.

— Хэл, дорогой, это папа, и он приехал домой, — сообщила она ребенку, стараясь придать своему голосу хоть чуточку энтузиазма, но тональность ее речи, как обычно, оказалась безразличной. Хэл это мгновенно ощутил и снова завопил. Рамон опустил дочь на землю и подошел к сыну, завывавшему на руках у матери.

— Хальчито, это папа, — сказал он, широко улыбаясь испуганному ребенку. Хэл спрятал лицо на шее у Элен и крепко к ней прижался.

— Извини, Рамон, — произнесла она спокойно, ощутив его замешательство, но внутренне получая удовольствие от того, что сын не узнал своего отца. Ей хотелось бы сообщить ему, что не следует ожидать любви от детей, в жизни которых он не принимает участия, но она видела пылающие щеки Федерики, искренний восторг в ее взгляде и понимала, что все обстоит не совсем так, как ей хотелось бы представить. Как бы то ни было, он ничем не заслужил такой любви дочери.

— Хэл, у меня есть для тебя подарок, — сказал он, возвращаясь к своему чемодану и расстегивая на нем молнию. — И еще один для тебя, Феде, — добавил он, почувствовав во время поисков подарков руку дочери на спине. — Вот, это для тебя, Хэл, — произнес он, подходя к малышу, глаза которого широко раскрылись при виде ярко раскрашенного деревянного поезда в руках отца. Малыш тут же забыл про свой страх и нетерпеливо протянул руки. — Держи, я думаю, что тебе это понравится.