Томас Харди - Грустный гусар из Немецкого легиона

Томас Харди(1840–1928) — классик английской литературы, автор всемирно известных романов «Тэсс из рода д'Эрбервиллей», «Мэр Кэстербриджа», «Джуд Незаметный» и шедевров новеллистики.

Тому уже много лет, а все так же под обычным здесь облачным небом зеленеют эти холмы. И этот, будто скатился с них, просторный луг… Тот, на котором был лагерь Немецкого легиона.

Да, был здесь когда-то Королевский немецкий легион. Но уже в мои юные годы было здесь все так же, как сейчас. Все та же луговая пустошь, плуг так и не взрезал здесь толстый слой дерна.

Увы, что вообще теперь могло напомнить об этом лагере?

Хотя нет… Иногда напомнить может и ровное место. Вот это хотя бы, посреди луга, такой ровный здесь травостой.

Скорее всего, проходили на этом месте построения. И… Утром и вечером, при подъеме и спуске флага, утюжили, ровняли здесь землю сотни тяжелых башмаков.

А еще вот, в стороне, давно, конечно, затравелые тоже, какие-то бугры, все — в одну линию… Барьеры? Ну да, конечно. С годами насыпи осели, а все же можно себе представить, как перед ними, ярдов за сто, пускали лошадей в галоп.

Представить все как тогда было, еще лучше вечером. Проходишь вечером по этому уединенному месту: тишина — будто с тех пор; лишь изредка набегающий ветер прошелестит высокой травой. Да еще если оставят на ночь пастись лошадь… Вдруг услышишь всхрапывание тех еще, у стойл, лошадей.

И как-то, уже невольно, призрачно, увидятся в сумерках ряды палаток и полковых фур. Наверное, да, по зову горна в лагерь все вернулись, но — редкие, умиротворяющие удары барабанов еще не призвали ко сну.

И вот слышно… Из-за парусиновых стен вырываются гортанные звуки немецкой речи. Перемежаемые — английской… Да, уже! Ведь по первому договору немцы-легионеры служили в Англии пять лет. И, надо сказать, редко кто соглашался на второй. Так что, кто знает, может, как раз сейчас вырвутся из-за этих лагерных стен на свободу и вдруг стройно — неожиданно после такого смешения языков — стройно польются нездешние, не всегда понятные англичанам слова… понятной в своей грусти песни.

Да, все, что было в истории этой округи главного, — было здесь девяносто лет назад.

А ведь до той поры, пока король Георг III не избрал для своих морских купаний городок в Старой Джорджиане, в нескольких от него милях к югу не видели здесь ни одного чужеземца. Отдельно стоящие дома помещиков и фермеров, деревушки арендаторов и батраков слишком уж уединенно ютились в оврагах и лощинах. Поэтому, наверное, так долго, из поколения в поколение, и передается история пребывания здесь иностранцев-военных, причем в разных и подчас не очень благоприятных для ее героини (Филлис Гроув) живописаниях.

…Не правда ли, любопытно это уже само по себе: то, как бывает, что наши воспоминания о каких-то важных событиях в конце концов суживаются до истории отдельного человека, участника этих событий. Особенно если такая история кажется нам невозможной без того, чего, по нашим житейским представлениям, не могло не быть в отношениях женщины и гусара.

О том, как все было на самом деле, мисс Гроув рассказала мне.

…Еще мне было двенадцать лет, когда, по договоренности мисс Гроув с моими родителями, я сразу же после утренней дойки стал приносить ей молоко.

И однажды я спросил мисс Гроув о том, о чем, в связи с ее именем, услышал в своем доме разговор… О каких-то гусарах.

То, что я услышал, меня захватило! Ведь надо же, что, оказывается, было когда-то возле нашей деревни… Здесь был даже король!

То есть тогда, в первый раз, услышал я только о них, о короле и его гусарах.

И лишь года через три, уже, видимо, собираясь в невозвратную дорогу, мисс Гроув решила поведать мне, всегда слушавшему ее с таким интересом, из-за чего, собственно, и вся округа помнила ее гусарскую историю. Тому поведать, кто был чужд всяческим сплетням взрослых и был (она так и сказала) — был еще чист перед Господом сам.

Да, мисс Гроув была тогда дама лет уже семидесяти пяти… А тот, кто ее рассказ, эту ее исповедь, принял, был не пастор в почтенной седине (пастору она во всем исповедалась еще в молодости, но он вскоре умер, и после этого сменилось в их церкви еще несколько священников, так что она устала всем им пересказывать свою историю). Да, рассказать не пастору, а мальчику пятнадцати лет.