…Лицо иностранца-гусара виделось Филлис, даже когда она разогревала обед. Так мужественны и так гармоничны были его черты. Но… Такое оно было красивое, его лицо, а — грустное… Почему?
Так что, вполне естественно, на другой день, в этот же час, Филлис опять смотрела с ограды: ведь он же вчера ее увидел — и вполне может в свободное свое время прогуляться здесь опять.
На этот раз он шел медленно, читая (сколько же можно его читать) какой-то листок. Письмо? От кого?..
Солдат заранее рассчитал, сколько надо сделать вдоль ограды шагов, чтобы поднять голову и ее увидеть… Он улыбнулся ей, остановился и сделал поклон. Такой учтивый, на какой не был способен ни один молодой человек в их деревне.
— Какой сегодня хороший день, не правда ли? — сказал он.
Разумеется, что с этим замечательно мудрым наблюдением над погодой Филлис не могла не согласиться. И спросила сама:
— Что вы читаете?
И он ожидал этот ее вопрос (ведь только уставшим от жизни и ни на что в ней дольше не надеющимся показались бы эти слова молодых людей пустой банальностью), он отвечал, что письмо от его матери из Германии, что письма от нее приходят редко, и потому он, вот, перечитывает их по несколько раз.
Вот и все, что произошло в этот день, в это их никак не условленное свидание.
Но очень даже правильно решил он, гусар, что не надо и говорить о том же часе на другой день…
Теперь, когда я далеко уже не тот мальчишка, которому мисс Гроув рассказала эту историю, я догадываюсь, почему она, англичанка, хорошо понимала немца… Всегда они, молодые люди, к какой бы национальности ни принадлежали, поймут друг друга, если друг другу понравятся.
Наверное, так было и с ними… Наверное, когда в его, немца, распоряжении не оказывалось тех слов, которыми он хотел ей, англичанке, поведать о своем чувстве, глаза его приходили на помощь языку, а глазам… Но то, конечно же, произошло далеко не сразу — наконец, глазам помогли однажды его усы…
Да, да, это ее, Филлис, знакомство, начавшееся так неосмотрительно, даже можно сказать, опрометчиво, крепло с каждым новым свиданием. А уж когда она узнала историю жизни этого «блестящего гусара»!..
Он, Маттеус Тина, как она и подумала, родился не в деревне, нет, его родной город, Саарбрюккен, на самой дальней отсюда стороне Германии. В британскую армию он был завербован в этом немецком городе.
…И даже тогда она, мисс Гроув, приостановив свое повествование, вдруг сказала мне с убежденностью церковного проповедника: «Вот… Прожила с тех пор столько лет — и утверждаю, что такого благовоспитанного, как Маттеус Тина, трудно встретить среди солдат чисто английских полков. Своими манерами и своей образованностью он походил на нашего отечественного офицера, недаром английское командование Немецкого легиона произвело его в капралы».
А когда мисс Гроув в своем рассказе (не всегда, правда, стройном и последовательном) возвратилась к такой особенности Маттеуса, как его тоска по матери, она воскликнула:
— Но… Как раз это оказалось главным! Ведь не только по матери он тосковал, Маттеус… Нет, он мечтал о своей Германии!
Больше того. Оказалось (и здесь надо сказать, что мисс Гроув, быть может, была единственной из всех англичанок, кому тогда открылась вся правда об истинных чувствах тех немцев, которые служили в британской армии) — да, оказалось, что мучениками этой тоски по родине были они почти все!
В самом деле. Если король Англии Георг III интерес к родине своего деда уже вполне удовлетворял лицезрением в армии Великобритании Немецкого легиона, то большинство солдат Легиона не питали никакого интереса ни к этому королю, ни к его королевству и желали лишь одного — поскорее отслужить здесь свой срок, уехать — и никогда больше сюда не возвращаться. Да, плотью они были тут, в Англии, а сердцами — в своем дорогом фатерланде… О котором сам Маттеус, несмотря на примерное исполнение своего солдатского долга, мог говорить не иначе как со слезами на глазах.
И что же?.. Известно: если мужчина женщине симпатичен, то есть если при этом действительно он выглядит мужчиной, а не слабаком и слюнтяем, то какое-то его горе приближает к нему женщину сильнее, чем какие-либо его успехи.
Но, вместе с тем, здесь как раз время отметить две противоречащие друг другу особенности мышления Филлис… А именно. Познакомившись с Маттеусом, она уже не так переживала странность поведения Хамфри Гоулда, своего жениха. И в то же время, хотя и была она растрогана историей немца-гусара, этого симпатичного ей молодого человека, помнила, что она — невеста. Нет, еще долго не допускала она переступать границы простой с ним, Маттеусом, дружбы.
Читать дальше