– Смотри, что покажу, – сказал Вася. – Во! Настоящий подземный ход. Потерна. Точно такой же и на Государевом бастионе есть в Иоановский равелин. Туда по билетам пускают. А про этот никто почти и не знает. В этом тоже должна бы быть сортия 4 4 Потерна – проход, сделанный внутри крепостной стены. Сортия – от фр. Sortie – тайный ход из крепости.
к Алексеевскому равелину, но ее заделали. Там уже просто сплошная стена.
Я действительно увидела полузасыпанный лаз, уходящий вниз и в темноту. Вася объяснил мне, что он тянется вдоль стены и показал еще один вход из него метрах в тридцати. С этой стороны был виден уходящий прямо коридор, залитый водой.
– Глубоко там?
– Да нет. На пару кирпичей, – он посветил внутрь телефоном, но темные стены съели свет уже через пару метров, и я ничего не увидела.
– Жаль, что никогда не раскроют ход под Невой. Между крепостью и Эрмитажем есть ход. Действующий. Слышала?
– А помнишь, как мы тут сосиски жарили? – Неожиданно спросил Аркадий.
– Да. Может, повторим пикник?
Мы полезли назад, наверх, цепляясь за ветки молодого вяза, который вырос прямо на кирпичном склоне, договорившись, что придем сюда еще раз с мангалом и гамаком.
Я вдруг призналась самой себе: есть что-то особенно приятное в том положении, когда находишься между двух практически равно привлекательных мужчин и при этом нет никакой необходимости делать выбор. Чем-то они были похожи: Вася и Аркадий. Оба щедры на комплимент, на внимание и одобрение, которое они дарили вам вместе с какой-то особой атмосферой так, что вам казалось в их присутствии, что вы действительно добрая, хорошая, особенная; вы чувствовали, что действительно им интересны и все это у них выходило совершенно естественно. В одном одни только различались: Вася все время скатывался в какой-то дерзкий, уверенный, но злорадный сарказм.
– Что еще остается умному одинокому и самодостаточному мужику? Сарказм и сублимация!
– Идите, юноша! Идите и сублимируйте! – Ответил ему Аркадий, и оба засмеялись.
Аркадий же, хоть и был тоже просто фантастически самоуверен, но был весел и добродушен.
– Самым редким и ценным на земле всегда будет зрелый, уверенный в себе, самодостаточный мужик, который не знает, что такое спрашивать разрешения, а живет так, как считает нужным, – как-то сказал Аркадий, и я ни на секунду не усомнилась, что он имел в виду себя. Я вдруг тогда поймала себя на непреодолимом желании чем-нибудь запустить в эту его заносчивость, но в следующую секунду он продолжил:
– И женщин, которые будут под стать такому мужику, сейчас тоже уже почти не осталось. А ведь когда-то все были такими. Ну, ты-то знаешь…
И он посмотрел на меня так, как будто бы я и была женщиной той редкой породы, которая могла быть под стать гиперборею. Спорить с этим не хотелось даже не смотря на то, что я себя такой не считала. А Вася словно бы для того, чтобы уверить меня в справедливости его слов, вдруг через силу, как будто бы ловя плохой сигнал, продекламировал:
– Есть женщина – мать, есть женщина – блядь, есть женщина – муза.
С одной тепло, сладко с другой, с третьей жизнь чудо.
Но говорят, есть еще одна: не женщина, а икона.
Прильнешь, поймешь: жизнь – сон, все спят. А ты проснулся. Ты дома.
– Подожди, я сейчас запишу, – сказала я. – Только что пришло? Сумеешь повторить?
– Попробую, – сказал Вася.
***
Кроме наших совместных прогулок, был в нашем общении еще один плюс, позволявший мне чувствовать блаженство: у Аркадия в студии на кухне стояла просто фантастическая по размерам плита. Этот агрегат с двумя духовыми шкафами, грилем и шестью конфорками превращал кухню в настоящий капитанский мостик на кулинарном корабле.
– Вася притащил, – коротко ответил он на мой удивленный взгляд при первом посещении. – Из ресторана. Плита намоленная. Представляешь, сколько на ней колдовали?
Я чисто физически ощутила зуд от желания оседлать ее. Я люблю готовить. Мне нравится просто так, ни с того ни сего, взять и испечь пироги или затвориться на кухне на весь день и лепить пельмени с семью сортами начинки или освоить какой-нибудь сложный рецепт. Видимо, богиня Веста 5 5 Веста – богиня домашнего очага. Служившие ей весталки давали обет безбрачия и целомудрия. Нарушивших обет казнили, замуровывая в стену и оставляя только свечу, как символ того, что даже к отступникам Веста проявляет милосердие. В какой-то мере можно назвать Весту символом чистой и бескорыстной материнской любви, которая ничего не требует, а только согревает своим теплом любого нуждающегося.
прочно поселилась в моей душе. Но понимаешь, как это здорово: просто готовить, просто иметь очаг только тогда, когда вдруг лишаешься этой возможности. И хотя я была безмерна благодарна Ольге за то, что она меня приютила, дала денег на операции и всячески поддерживала, но был у нее свой пунктик, который отравлял мне жизнь у нее до невозможности: кухню она считала настолько своей, что без ее разрешения я могла бы разве только чайник поставить. А тут такой очаг! И главное, «ничей».
Читать дальше