Арчибальд Скайлс - Мадонна. Проклятый город

Почему я жила с бабушкой, я не знаю. На нас двоих сил у мамы видимо не хватало. И так уж повелось, что старшая сестра у нас была красивая, а я… а я умная. Она королева, а я первый министр, который исправен и честен и на которого можно положиться. Она золотая карета, а я благородный рысак. И ехать было так радостно и беспечально и жили мы такой дружной семьей, что казалось, все так и должно быть и будет, пока я не спросила сама себя: «А почему, собственно, я везу, а она… едет?»

Кто вообще положил нам так делить обязанности? Кто раздал нам такие роли? И что за пьесу мы играем? И тогда вдруг мне стало ясно, что «умная» это был тот рычаг, который заставлял меня делать то, что было надо маме, сестре, бабушке, и что только отец был в нашей семье тем, кто просто терпел.

И началось… Нет, это действительно смешно, но даже задавать все эти вопросы в нашей семье оказалось преступлением. Вся семья, уклад которой казался незыблемым, начала отторгать меня, как инородное тело. Конечно же, не обошлось и без мужчины. Именно то, что он предпочел меня, а не «королеву», стало последней каплей. События прижались друг к другу на шкале времени так плотно, что через полгода я уже оказалась одна, без фирмы, без жилплощади и с диагнозом, который как бы говорил мне: «Ну, что, Женя; тебе еще важно, кто везет, а кто едет? И кому достанется квартира? И в насколько дорогой гроб кого положат? Может быть, ты оглядишься и начнешь замечать вокруг себя другой мир и другие горизонты?»

Я огляделась вокруг и начала жить. Побывав под общим наркозом четыре раза и с ужасным для женщины приговором, все-таки выжила. То, что я все-таки буду жить, я поняла как раз по дороге между Мадонной и ангелом на шпиле. Я шла к нему и вдруг услышала знакомый голос:

– Женя!!!!

– Аркаша!!!

– Какие у тебя потрясающие глаза! Женя! Такие промытые бывают только у раковых больных и у беременных. Я как раз снимаю фильм и мне нужна такая вот. С такими глазами. Не хочешь прийти на пробы?

То, что он всего двумя словами сразу попал в две мои самые больные точки заставило меня замереть на миг и потом выдохнуть:

– Да! Я согласна. Конечно, приду.

Я не очень верю в судьбу, но уверена, что когда случаются такие совпадения, надо делать шаг вперед, а не шаг назад. Знаю, что на моем месте многие поступили бы наоборот, но я такая. Я восприняла его слова как знамение. Я обрадовалась так, как будто услышала благую весть. Что весна для меня все же наступит. И океан во мне, еще не очнувшийся подо льдом, зашевелился и вдруг глубоко и спокойно, как ребенок во сне, вздохнул.

***

Когда я пришла в студию первый раз, то не сразу поняла, что это студия. Я думала, что Аркадий пригласил меня к себе домой.

– У тебя, что нет ни телевизора, ни радио? – Удивилась я, глядя на странный интерьер: огромный матрац на полу, огромный стол, большой диван и офисное кресло. Больше ничего не было. Голые белые стены, зачем-то кольца в потолке и несколько переносных ламп.

– Зачем мне радио и телевизор? Я и сам неплохо умею ездить по мозгам. Мне конкуренты не нужны.

– Как ты самоуверен.

Кинопробы в тот раз мы не сделали. Просто Аркадий ходил вокруг меня с фотоаппаратом и делал фотографии. Иногда он приседал и фотографировал меня снизу. Один раз даже лег на пол и сделал несколько снимков так. В конце концов, он сказал:

– Вот. Кажется, этот ракурс.

– А от меня-то, что требуется?

– У меня по сценарию два друга в силу обстоятельств должны встретиться на дуэли. И один другого чпокнет. Причем тот, который победит, он в нравственном смысле погибнет, а другой в чисто физическом.

– Как Каин и Авель?

– О! Точно. Я даже сам не догадался. Молодец! А вот представь, что оба они твои дети. И Что ты будешь чувствовать? Ведь в нравственном отношении один победит, а другой проиграет, а в физическом наоборот.

– Да ничего хорошего. Все плохо.

– Ну, а мне надо, чтобы радость была сквозь слезы. Помнишь: это праздник со слезами на глазах? Поскорби немного, а потом, когда слезы выступят, сразу обрадуйся. Слезы можешь показать?

– Попробую. Я же не актриса.

– Да все вы актрисы. Не прибедняйся. Дома потренируешься. А я пока свет выставлю.

Он начал сдвигать вокруг меня переносные лампы, которые светили так сильно, что могли вызвать слезу и без всякого актерского труда. А я попыталась представить себе двух дорогих сердцу мужчин, которые могли бы сойтись вот так на дуэли. На личный опыт полагаться в этом случае мне было бесполезно, но отчего-то перед моим взором мелькнул отец. Мой отец, человек исполинского роста и силы, был полярным геологом. Несчастный случай внезапно выдернул его с Севера и заключил в просторную питерскую квартиру, которая стала его тюрьмой. Несмотря на четырехметровые потолки, он ходил по ней сутулясь, как в землянке, и всеми доступными способами пытался не замечать свою новую реальность. Но вспомнила я даже не его, а телефонный звонок моего двоюродного брата этой зимой.