Маргарита Дорогожицкая - Барвинок

Кто мог Марыську утопить? Девка с незнакомым человеком на берег вечером бы не пошла. Оксанка? Если замуж хотела за Степана, то могла и толкнуть соперницу. Только Марыська с ней просто так не пошла бы. Разве что хитростью заманила. Староста? За лишнюю копейку не только сам удавится, но и другого вполне может… Так ведь разве на Степане свет клином сошелся? Нашел бы другого жениха Оксанке, побогаче. Тараска? Приревновал к купцам или к жениху, из отчаяния убить мог. Но опять же, не пошла бы Марыська с таким на берег. Уж совсем себя не уважать. Жених? Узнал, что невеста с купцами гуляет, разозлился, по голове стукнул да в воду? Похоже на правду. Надо узнать, был ли он в Магерках в тот день. Кто еще мог быть? Батько? Уж сложно поверить, что он свое дитя, пусть и непутевое, так жестоко мог покарать. Василь? У него горячий норов, но только обман ему неведом. Едва ли бы смог он так ловко хитрить передо мной про смерть сестры. А еще остаются купцы. Сколько их было, с кем действительно гуляла, а кому только улыбалась да обещания раздавала? Огляделась я вокруг и заметила, что Тараска отдохнуть присел. К нему подсела, разговор завела.

— Тараска, а скажи мне, кто из купцов был на прошлой ярмарке?

Парень плечами пожал:

— Так почти все и были. Разве что из Гданьска толстяк с вином да киевский купец с пистолями дорогими. Они сказывали, что до того только в Сорочинцы товар возили, а тут впервые.

— Показать их можешь?

Парень вдруг заторопился.

— Некогда мне, вон толстяк, а второго сама найдешь…

— Обожди ты! — удержала я его за рукав. — Погляди, не видел такой у Марыськи?

Я достала шелковый цветок и протянула ему. Тараска взял, повертел в руках, но вздохнул и пожал плечами.

— Не видел, не любила Марыська синего…

— Отчего же? Ведь как раз под цвет глаз… Или я путаю… — запнулась сама уже. — У нее ведь голубые глаза были?

Тараска беспомощно отвернулся, глаза опустил долу и голову повесил, от меня ушел. Я нахмурилась, теребя в руках барвинок. Завтра надо будет Степана Кривошея увидеть, ведь наверняка со своим медом будет на ярмарке. А еще гляну, может найду, кто продает такой шелк.

Ярмарка гудела, словно растревоженный улей под нещадно палящим солнцем. Я ловко пробиралась между белыми палатками и возами, лишь изредка по привычке отступала в тень, завидев жолнеров. Ряды с сукном и дорогими тканями были заняты львовскими купцами да армянами, что охотно расстилали персидские шелка перед мелкой шляхтой, гладкой волной пускали бархат или взбивали нежный батист. Я спрашивала, потом показывала барвинок, переходя от одной лавки к другой, везде перебирала тонкую шелковую ткань, сравнивая цвет и качество, но все было не то.

Только в последней палатке мне свезло. Горбоносый купец торговал не только шелками, но и цветами из ткани. Даже я, равнодушная к бабским диковинкам, как зашла, так и обомлела. Здесь было все: красные маки с чернеющей бархатной середкой, розовые бутоны, чьи шелковые лепестки были так же нежны, как и настоящие, задорные васильки с ромашками, полевые гвоздики и… Холодно вдруг стало, ровно рядом дверь в погреб открыли, я так и замерла, увидав веточку калины с темно-красными ягодами в венке. Только мне другие ягоды вспомнились… Что же это получается? Словно морок с глаз упал: ведь и губы синие, и дыхание частое, и пена у рта, и даже видения… Ведь красавка [18] Красавка — простонародное название белладонны. это! А я все пытаюсь вызнать, кто Марыську сгубил, совсем уж поверила, что утопленница из нави приходит…

— Эй, девка, что застыла? Нравится? Смотри, выбирай, а уж о цене сговоримся, такой красавице как не уступить! — и купец черным масляным оком подмигнул мне, рассыпая передо мной цветы и шелка.

— Барвинок хочу, — медленно выговорила я, даже не возмутившись. — Вот такой.

Купец взглянул на цветок, улыбнулся, ловким движением вытащил из шелкового вороха лепестков добычу и протянул мне. Точь-в-точь.

— Порадовали вы меня, пане, — протянула я, раздумывая. — А помните, кому еще продали? Не хочу увидеть на Яринке, этой гадюке подколодной!

Купец улыбнулся, головой покачал:

— Не робей, девка, не видать твоей Яринке такой красоты, не продам…

— А если раньше продали? — обиженно надулась я, вспомнив бабские ужимки.

— Да позавчера один всего продал. И то мужику. Он дочке купил, свадьба у нее…

— А как звали?

— Так разве ж я спрашиваю о том?

— Ну а выглядел как?

— Мужик дородный, усы пышные, завидные.