Роман Колесов - Сибирский подкидыш. Легенда тайги

– А теперь он где? – спросила Ольга. Гребёнку она подняла и теперь снова расчёсывала волосы девчушки.

– Ну вот Никитины-то они и есть, – дед указал рукой куда-то на восток, в сторону иконостаса. – Там и живут поныне.

– Ну чего ты чешешь-то её без конца? – буркнул Юрка, пихнув Ольгу в плечо. – Своих волос мало?

– Мне нравится, – улыбнулась Ольга.

– Пока в городе жили, так ты тоже вон русая была, как лён, – покачал головой Юра, – а как сюда приехали, лазишь неизвестно где, пропадаешь. Рыжая стала, как обабок, из-за солнца этого. Разве так бывает? Чего ты там наелась в лесу?

– Всякое бывает… – ответила Ольга, снова проводя гребешком по золотистым локонам девчушки. – Еще и не такое бывает, Юрка.

– И разговариваешь как-то странно! Поумнела что ли? – не унимался брат.

– А с бабушкой то что? – нетерпеливо вмешался Лука, обращаясь к старику.

– А… Ну так я и говорю, – взбодрившийся было дед Семён снова помрачнел, – худо ей было, а в одну из ночей так вовсе криком кричать стала. Ещё и ночь как назло лютая была. Не та, что на Купалу, а вот перед ней в аккурат. За жену страху натерпелся, вижу больно ей. Быстро повозку снарядил и к Сычихе повёз бабку вашу.

– Это кто? – прошептал Юрка.

– Да, была у нас тут знахарка, даже не знахарка, а ведьма. Ведьмища чистой воды! Чтоб чёрт её задрал… – было заметно, что вспоминать про эту Сычиху деду крайне неприятно. – За семь верст привез свою Чернаву к ней. На руки поднял и к воротам поднёс. Сапогом в дверь постучал, слышу… Проснулась…

40 лет тому назад. В памятную, грозовую ночь.

Руки молодого Исаева тряслись, силы уходили с каждой секундой. Чернава хоть и была худая, да стройная, но с ребёнком весила поболее. Обливаясь потом, широкоплечий и мускулистый Семён стиснул зубы и взмолился, чтобы Сычиха поторопилась открыть.

Жена за шею его не держала, оттого вдвойне тяжелее было. Она безвольно обвисла на руках, горячая вся. Иногда шептала бред посиневшими губами, иногда стонала, вздрагивала.

За забором, у крыльца дома мелькнул свет лампы.

Покачивая керосинкой, Сычиха запахнулась в платок и подскочила к калитке. Подсветив лица ночных гостей и рассмотрев бледную Чернаву, знахарка быстро открыла засов и отступила назад.

Пригибаясь и еле удерживая ослабевшее тело жены, Семён в несколько широких шагов оказался у крыльца. Сбросив с себя рубаху, постелил её на доски и осторожно опустил Чернаву на полог.

– Сделай что-нибудь, Христом Богом молю! Чем хочешь отработаю, хоть в прислугу дармовую возьмешь, – тяжело дыша, хрипло проговорил он. – Худо совсем. Боюсь и дитя и её потеряю.

Несмотря на свое прозвище, Сычиха, отнюдь, не была страшной старухой. Совсем наоборот. Высокая, да статная. Волосы рыжие, будто огонь, и телом вышла хороша. Шагнув на ступени крыльца, она подняла лампу и повесила на гвоздь. Свет от керосинки закачался, освещая двор.

Запахнувшись в шаль, знахарка склонилась к лицу Чернавы и пальцами приподняла веки девушки. Чуть поглядев, тяжело вздохнула и отстранилась назад.

– Не в добрый час это дитя сделали, – покачала головой женщина. – От него и беда вся. Долго она не проживёт… – Сычиха подняла взгляд изумрудно-зеленых глаз и выжидающе посмотрела на Семёна.

Семён закрыл глаза и склонил голову. Не об этом он мечтал с женой вечерами, не такие надежды испытывал. Да и Чернава потери ребенка не переживёт, столько ждали его. Столько разговоров было. Зачахнет, иссохнет, сама руки на себя наложит.

– Ну чего смотришь?! – огрызнулся на Сычиху Семён. – Говори уже как есть. Чего надобно тебе взамен?!

Знахарка вздохнула, с тоской и жалостью глядя на парня. Она вновь склонилась над Чернавой и провела руками по её щекам.

– Ничего мне от тебя не надо, Семён, – тихо ответила Сычиха, поглаживая девушку по волосам. – А коли спасти её хочешь, так сам решить должен. Готов ли ты цену выплатить?

– Бери чего хочешь, сказал же! – рявкнул Семён. Парня трясло от бессилия, в глазах блестели слёзы. – Прямо говори, время не теряй! Ну!

– Надо будет за Красной живицей сходить. У меня таких припасов нет, – покачала головой знахарка. – Три дня пути будет на тёмный дальняк. Коли пойдешь, постараюсь жизнь в ней подержать пока, – знахарка погладила Чернаву по волосам.

– Что это за трава такая? – чуть успокоился Семён и отвернулся, стараясь не глядеть на бледное лицо жены. – Первый раз слышу.

– Обычный зверобой, только красный, – отозвалась Сычиха. – На склоне горы медной растёт. Оттого и набрался цвета такого. А вместе с цветом и силу обрёл другую. Доводилось мне такую веточку в руках держать, чудеса она творит. Руку о камень поранила, пока шла с этой веткой, на второй день раны как не бывало.