Саманта Швеблин - Дистанция спасения [litres]

– Жуткая мигрень, – говорю я, и они, все три, смотрят на меня.

Это острая и неотвязная боль, она расползается от затылка к вискам, и теперь, когда они про нее сказали, я снова киваю и уже не могу чувствовать ничего другого.

Сколько часов прошло ?

С каких пор?

После того, что случилось перед конторой Сотомайора.

Ушли мы оттуда часа два назад. А где был ты, Давид?

Я был здесь, дожидался тебя.

В этой больнице?

А как ты чувствуешь себя теперь?

Лучше, я чувствую себя лучше. Мне гораздо легче, потому что свет здесь не такой яркий.

Однако остается всего несколько часов, надо двигаться дальше. А что-то важное сейчас происходит ?

Едва я сказала, что у меня мигрень, Нина говорит, что у нее тоже мигрень. А когда я говорю, что у меня кружится голова, Нина говорит, что у нее она тоже кружится. Медсестра на минуту оставляет нас одних, и Карла начинает вслух рассуждать, как правильно она поступила, доставив нас сюда. Если бы Карле было лет на пять больше, она запросто годилась бы в матери не только Нине, но и мне. Мы с Ниной могли бы иметь общую маму. Красивую, но усталую, которая теперь со вздохом присаживается.

– А где Давид, Карла? – спрашиваю я.

Но ее мой вопрос не пугает, она даже не оборачивается, поэтому я не могу сообразить, действительно ли я произношу вслух то, что думаю, или вопросы так и остаются у меня в голове, непроизнесенные.

Твоя мама распускает пучок, действуя руками, как двумя большими гребнями. Пальцы у нее тонкие, сейчас они широко расставлены и выпрямлены.

– Почему ты не рядом с сыном, Карла?

Она с рассеянным видом встряхивает волосами. Я сижу на кушетке, Нина устроилась рядом со мной. Не знаю, когда она сюда залезла, но впечатление такое, будто мы сидим вместе довольно долго. Я опустила обе руки и с двух сторон крепко держусь за край кушетки, потому что иногда мне кажется, что я вот-вот свалюсь с нее. Нина в точности повторяет ту же позу, только одну руку она положила сверху на мою. Нина молча рассматривает пол. Думаю, она тоже растеряна. Медсестра возвращается, напевая какую-то песенку, потом, продолжая время от времени напевать, быстро открывает разные ящики да еще разговаривает с Карлой, которая опять собирает волосы в пучок. Медсестра интересуется, откуда мы, и когда Карла объясняет, что мы не местные, медсестра перестает напевать и глядит на нас так, будто после такой информации ей придется заново повторить весь осмотр. У нее на шее ожерелье с тремя золотыми фигурками: две девочки и мальчик, все три висят почти впритык, одна фигурка едва ли не поверх другой, они утопают в тесной ложбинке между ее огромными грудями.

Один из детей этой женщины приходит сюда, в приемную, каждый день.

– Нет ни малейших причин для беспокойства, – говорит медсестра и снова начинает открывать по очереди те же самые ящики, потом достает упаковку таблеток. – Вы просто немного перегрелись на солнце. Главное – отдохнуть, возвращайтесь домой, отдохните и не паникуйте.

Тут же рядом имеется маленькая раковина, медсестра наполняет водой две чашки и протягивает нам с Ниной, а еще она дает каждой из нас по таблетке. Хотелось бы знать, что она заставляет принять Нину.

– Карла, – говорю я, и та изумленно поворачивается, – надо позвонить моему мужу.

– Да, – говорит Карла, – мы уже обсудили это с Ниной.

И знаешь, мне совсем не нравится ее вялость, не нравится, что она сразу же не вскакивает и не делает того, что я прошу, и в конце концов приходится просить еще раз.

– Таблетки надо принимать через каждые шесть часов, будьте очень осторожны с солнцем и устройте себе сиесту в какой-нибудь темной комнате, – говорит медсестра и отдает упаковку таблеток Карле.

Рука Нины лежит на моей руке, и мне кажется, что она хочет удержать меня. Рука у нее бледная и испачканная. Роса высохла, но остались длинные грязные полоски. Это, разумеется, никакая не роса, но ты больше не поправляешь меня. Мне очень грустно, Давид. Давид. Мне страшно, когда ты так долго молчишь. Всякий раз, как ты мог бы что-нибудь сказать, но ничего не говоришь, я начинаю сомневаться, не сама ли с собой разговариваю.

Вы не сразу возвращаетесь к машине. Карла ведет вас с Ниной за руки. Вы часто останавливаетесь – то ты, то Нина, тогда две другие ждут. Потом, уже в машине, Карла сидит молча, крепко вцепившись в руль, так как покрытая щебенкой дорога требует полного внимания. Ни одна из вас троих не произносит ни слова, когда машина снова въезжает в ворота дома, у которого вы с Ниной этим утром уже побывали. Собаки сеньора Хесера тотчас пролезают между кустами живой изгороди и со всех ног несутся к машине, чтобы облаять ее. Собаки беснуются, но ни ты, ни Карла их словно не замечаете. Солнце стоит совсем высоко, и земля тоже пышет жаром. Однако ничего важного не происходит, и вообще, впредь ничего важного уже не произойдет. И мне начинает казаться, что ты так ничего и не поймешь, а значит, продолжать разговор нам с тобой не имеет смысла.