– Я умею печь чудесное печенье на сливочном масле, – сказала Карла. – Очень было бы кстати сейчас с твоим лимонадом.
– Нина была бы в восторге, – ответила я.
– Да, мы были бы в восторге, – поддакнула Нина.
Теперь, войдя к вам на кухню, я буквально падаю на стул у окна. Карла протягивает мне холодный чай и сахар.
– Положи побольше сахару, это тебя сразу взбодрит.
И так как она видит, что я не следую ее совету, то садится на соседний стул и кладет мне в чашку сахар. Потом размешивает чай и при этом все время украдкой поглядывает на меня.
А я между тем прикидываю, сумею ли самостоятельно добраться до машины. И тут вижу могилы. Стоило бросить взгляд в окно, как я их сразу узнала.
Могил двадцать восемь.
Двадцать восемь могил, да, точно. И Карла знает, что я на них смотрю. Она пододвигает в мою сторону чашку, я ее не замечаю, но сама холодная близость чая вызывает у меня отвращение. Нет, мне ни за что его не выпить, думаю я. Жаль, конечно, огорчать твою маму, но сейчас я не смогу сделать ни глотка, и в то же время меня мучит ужасная жажда. Карла ждет. Помешивает свой чай. Мы обе молчим.
– Я так сильно скучаю по нему, – говорит она наконец, а мне стоит большого труда сообразить, о ком это она. – И ведь уже пересмотрела всех мальчишек его возраста, Аманда. Всех до одного. – Я не прерываю ее, а сама тем временем еще раз пересчитываю могилы. – Знаешь, я шпионю за ними тайком от родителей, разговариваю с каждым, иногда беру за плечи и стараюсь поглубже заглянуть в глаза.
Нам с тобой нужно двигаться дальше. Мы напрасно теряем время.
Твоя мама тоже смотрит в окно на задний двор.
– Вон их сколько, этих могил, Аманда. И я, когда развешиваю белье, всегда обязательно гляжу еще и под ноги, а то наступишь ненароком на какой-нибудь холмик, сама вообрази…
– Мне надо перебраться на диван, – говорю я.
Карла сразу же вскакивает и ведет меня к дивану. Из последних сил я добредаю туда, хотя ноги подкашиваются.
Когда я досчитаю до трех, ты поможешь мне поднять тебя.
Карла помогает мне лечь поудобней.
Раз.
Подает туго набитую подушку.
Два.
Я протягиваю руку и, прежде чем провалиться в сон, успеваю обнять Нину и прижать к себе.
Три. Хватайся за стул, вот так, хорошо. Теперь садись. Ты меня видишь? Аманда ?
Да. Я тебя вижу. Я очень устала, Давид. И еще мне снятся кошмарные сны, очень страшные сны.
Что ты видишь ?
Да нет же, нет, здесь я вижу тебя, у тебя очень красные глаза, Давид, а еще у тебя почти не осталось ресниц.
Это в твоих кошмарных снах.
Я вижу твоего отца.
Это потому, что он вернулся домой. Уже наступила ночь, и мои родители смотрят, как вы спите на диване, и спорят.
Твоя мама роется у меня в сумке.
Она не делает ничего плохого.
Да, знаю, наверное, она что-то ищет. Позвонит она наконец моему мужу или нет? Чего она тянет, думаю я. Это она должна была сделать в первую очередь – только это и больше ничего. Сколько раз я ее просила?
Ты попросила позвонить ему в самом начале, и теперь она пытается отыскать номер телефона, хоть какой-нибудь номер.
Твой отец садится перед диваном и смотрит на нас. Потом смотрит на мой чай, так и оставшийся нетронутым на столе, смотрит на мои туфли, которые твоя мама с меня сняла и поставила рядом с диваном, смотрит на руки Нины. Ты очень похож на отца, Давид.
Да.
У него большие глаза. Он, конечно, предпочел бы, чтобы нас здесь не было, но испуганным ни в коей мере не выглядит. Я очень часто просыпаюсь и снова проваливаюсь в сон, свет в комнате погашен, вокруг совсем темно, ведь уже ночь, и кажется, что в доме никого нет. Но я вроде бы различаю тебя. Я различаю тебя? Ты стоишь рядом с пластмассовой дверной шторой, а за ней царит полный мрак, не видно ни тополей, ни засеянных полей. Вот твоя мама проходит мимо меня и открывает окно. На миг в комнате пахнуло лавандой. Я слышу голос твоего отца. Но сейчас здесь есть кто-то еще. Та же самая женщина из пункта скорой помощи. Она в твоем доме, и Карла подходит к дивану со стаканом воды в руке. Спрашивает меня, как я себя чувствую. Я с большим трудом приподнимаюсь, глотаю еще одну таблетку из все той же пачки, другую таблетку дают Нине. Ей вроде бы стало получше, и она спрашивает меня о чем-то, но я не могу ответить.
Симптомы то проявляются, то исчезают. Вы с Ниной отравились.
Да. Но тогда почему нас пытаются лечить от теплового удара?
Потому что медсестра – очень глупая женщина.
Читать дальше