Саманта Швеблин - Дистанция спасения [litres]

– Со мной все в порядке. Вчера что-то на меня нашло, я сильно психанула, – отвечаю я, вспоминая вчерашнюю ссору, но Карла время от времени с тревогой поглядывает на меня, хотя больше ничего не говорит.

Мы какое-то время молчим. Мне хочется спросить про лошадей, но Карла сейчас внимательно наблюдает за Ниной, и я решаю, что лучше немного обождать. Нина возвращается от деревьев к колодцу. Она превратила подол платья в подобие корзинки и, оказавшись рядом с нами, наклоняется вперед, с большим изяществом изображая принцессу, а потом высыпает перед нами шишки и раскладывает их в одну линию на земле.

– Она мне очень нравится, – говорит Карла. – Твоя Нина.

Я улыбаюсь, но чувствую, что за ее словами кроется что-то еще.

– Если бы можно было выбирать, я бы выбрала девочку, такую, как твоя дочка.

Совсем близко от нас ветерок с мягким переливчатым шелестом колышет стебли сои, словно ласкает их. Солнце, уже совсем жаркое, то и дело выныривает из облаков.

– Иногда на меня накатывают разные фантазии – например, что хорошо бы уехать отсюда, начать новую жизнь там, где у меня появится моя Нина, девочка, о которой я буду заботиться и которой такая забота будет нужна.

Мне хочется еще поговорить с Карлой, сказать ей кое-что, но тело почему-то плохо слушается, оно словно онемело. И я сижу некоторое время молча, хотя понимаю, что разговор наш должен состояться именно сейчас, однако мне лень даже пошевелиться, мне уютно вот так сидеть и молчать.

– Карла, – говорю я наконец.

Теперь стебли сои клонятся в нашу сторону. Я воображаю, как через несколько минут уеду отсюда, от снятого нами дома и от дома Карлы, уеду из этого поселка, а потом из года в год стану выбирать совсем другие места для отдыха – например, мы отправимся в отпуск на море, подальше от нынешних воспоминаний. И Карла поедет со мной, я уверена, что поедет, если только я ее позову, бросит все и двинется в путь прямо со своими служебными папками и в том, в чем одета. В лавке рядом с нашим домом мы купим ей новый золотистый купальник. Но уже мгновение спустя я задаюсь вопросом, неужели именно всего этого мне будет не хватать.

Ты меня видишь? Ты меня видишь сейчас?

Да. Но я лежу на полу, и мне трудно продолжать рассказывать эту историю.

Не вставай, лучше еще немного полежи.

Кажется, там, у конюшни, я тоже ложусь на землю.

Это Карла тебя укладывает.

Да, потому что теперь я вижу кроны деревьев.

И она опять спрашивает, хорошо ли ты себя чувствуешь, но ты ничего ей не отвечаешь. Она подкладывает тебе под голову свою сумку и спрашивает, что ты ела на завтрак, спрашивает , яе низкое ли у тебя давление, спрашивает, слышишь ты ее или нет.

Откуда ты знаешь, что все происходит именно так? Ты это видишь? Ты где-то там прячешься?

Сейчас это не важно.

Может, ты именно поэтому сказал недавно, что мы уже успели поговорить и про яд, и про отравление, – потому что я тебе уже рассказала, как несколько раз приезжала сюда?

Аманда.

А Нина?

Нина смотрит на вас от колодца. Она забыла про свои шишки, разбросанные вокруг, и больше никого из себя не изображает.

Да, больше она никого из себя не изображает.

Карла ждет, однако ты ничего ей не говоришь.

Но я не сплю.

Да, только вот чувствуешь себя неважно.

У меня дрожат руки, я ведь тебе уже говорила.

Нина бежит к вам. Карла встает и идет ей навстречу. Останавливает ее. Говорит, что ты заснула и лучше дать тебе немного отдохнуть. Она просит Нину показать ей колодец.

Нина слушает ее недоверчиво.

Да, недоверчиво.

Я чувствую, как меняется дистанция спасения – потому что Нина слушает Карлу недоверчиво.

Но ты ничего не можешь с этим поделать.

Нет, не могу.

Если Карла отправится за помощью, ей придется оставить тебя либо одну, либо с Ниной. Кажется, об этом сейчас размышляет Карла и не знает, как ей быть.

Я так устала, Давид.

Теперь для нас наступил хороший момент.

Я засыпаю. Карла видит это и не мешает мне, стараясь отвлечь Нину.

Вот почему это хороший момент. Видишь ?

Что?

Имена – имена на стене в приемной.

Это имена детей, которые сюда попадают?

Некоторые уже перестали быть детьми.

Но почерк всегда одинаковый.

Это почерк одной из медсестер. Почти никто из них не умеет писать.

Они не умеют писать?

Некоторые умеют, успели научиться, только руки их уже не слушаются, или голова уже не слушается, или кожа у них такая тонкая, что, если сжать в руке карандаш, пальцы начинают кровоточить.