Дарья Беляева - Долбаные города [СИ]

— Такое пространство уже есть, это дурдом. До свиданья, солнышко.

Она поймала меня за рукав, и я испугался, что сейчас Вирсавия снова щелкнет меня по носу, но вместо этого она оставила прозрачный, липкий след от блеска на моей щеке. Вирсавия поцеловала меня.

— О, — сказал я и впервые понял, что подходящего слова у меня нет.

— Ты хороший мальчик, Макси.

— Для тебя — какой угодно, солнышко.

Она закрыла за мной дверь, как будто была хозяйкой дома, даже не удивилась, что я ухожу. На прощание Вирсавия сказала:

— Если у меня будет настроение, то я, может быть, оставлю тебе немножко денег.

— Ты ужасная.

Дверь захлопнулась, и я остался один на один с миром, искупавшимся в сумерках. Все стало серым, подернулось дымкой, и я принялся думать, где мне провести оставшееся до визита к Леви время. Если они потрахаются в моей комнате, подумал я, то моя кровать потеряет девственность раньше меня. Мысль была глупая, но ей удалось заставить меня засмеяться.

Я двинулся по дороге. На улице было пусто, и это странно диссонировало с моим внутренним состоянием. Со мной происходило столько всего важного, моя жизнь стремилась куда-то, и направление было незнакомым. А Ахет-Атон просто оставался Ахет-Атоном. Сонным, скучным, спящим городком с одним единственным «Макдональдсом» и старичками, играющими в бридж на верандах, когда погода становится выносимой. Я достал наушники, принялся распутывать их на ходу.

— Макс!

Я остановился, воздел руки в небесам.

— За что, Господь?

— Я уверен, ты заслужил.

Я повернулся, увидел Саула. Он качался на качелях, не так чтобы высоко, наоборот, постоянно тормозя движение, его ботинки взрывали снег, поднимая крошечные, белоснежные фейерверки. Казалось, именно этот процесс ему и нравился. Саул сидел, чуть опустив голову, так что выглядело даже жутковато.

— Чего это ты не наслаждаешься тем, что у тебя есть дом?

— Вышел набраться вдохновения.

Я, помедлив, все-таки решился подойти к нему, сел на соседние качели, принялся раскачиваться.

— В этом доме, — сказал Саул. — Живет Руфь. Ей шестнадцать или вроде того. Она сто пудов сфоткает нас вместе.

— Клево, — сказал я. — Люблю внимание. Так на что тебе нужно вдохновение?

Саул вдруг улыбнулся, принялся раскачиваться сильнее.

— На мультик. Теперь, когда я звезда, его сто пудов оплатят. Я сам буду все рисовать.

— Ты не умеешь рисовать.

— В мультах это неважно.

— По-моему, важно.

Я подумал, что в моем круге общения в последнее время совершенно игнорируют необходимость быть квалифицированным хоть в чем-то.

— Он будет называться, — сказал Саул. — «Дядюшка Ничто».

— Звучит стремно.

— Расслабься. Я просто люблю мультики из девяностых. Мой любимый — «Доктор Кац». Только из-за него я вообще согласился на психотерапию.

— Ладно, — сказал я. — И в чем суть твоего собственного мультика?

Саул неторопливо сказал:

— Он про людей, умерев, они превратились в игрушки, которые когда-то подарили своим детям или племянникам, или там внукам. Здесь есть мораль. Никогда не выбрасывай игрушки. В них могут жить души твоих умерших родственников.

— А дядюшка Ничто?

— Он никогда никому ничего не дарил.

— Ты больной, Саул.

— Ты тоже больной, — он пожал плечами. — Но, короче, в каждой серии Дядюшка Ничто будет бездомный и неосязаемый, и когда все другие игрушки в отсутствии детей будут разговаривать и двигаться, он будет просто наблюдателем. Голосом за кадром. Фактически самим зрителем.

— Стремно, — сказал я. — Удивлюсь, если это купят.

— Купят, потому что меня все любят.

— А меня тогда сделают сенатором.

— Может и сделают.

В Сауле меня подкупала какая-то особенная, флегматичная незлобивость. Мне хотелось спросить, куда, в таком случае, деваются души родственников детей из приюта, которым никогда не дарили игрушек, и не его ли отец этот самый Дядюшка Ничто, но я не стал. Саул хотел со мной подружиться, и это было приятное обстоятельство. Я почти преодолел свою зависть к его пижонски изящному мышлению.

— А ты? — спросил Саул. — Если бы мог что-нибудь сделать, то что бы?

— Книгу бы написал, — сказал я. — О мире победившего неолиберализма, где финансисты пишут эротические романы, а в интернете людей склоняют к самоубийству, и все это на фоне диффузного геноцида. Упс. Обидно, когда реальность опережает фантазию, а?

— Мне не обидно.

— Думаю, ты просто с этим никогда не столкнешься.

Мы оба засмеялись.