Тут я, как в кино, отметил сразу две вещи. Во-первых, его чрезмерно тревожной гиперопекающей мамаши нет сейчас с ним в больнице. Во-вторых его тревожная гиперопекающая мамаша сказала «когда все будет в порядке», а не «если все будет в порядке».
— Можно нам зайти? — спросил я. Миссис Гласс неуверенно кивнула, отошла, впуская нас в светлую, теплую гостиную. Но это не принесло никакого облегчения. Мне казалось, что внутри меня все заледенело. Я мог, с тщательностью сериального детектива, постановить две вещи: миссис Гласс что-то скрывала, а Леви был в порядке. И все-таки она плакала.
— Будете чай? — спросила миссис Гласс. У меня было странное ощущение. Она хотела, чтобы мы ушли, и в то же время хотела, чтобы мы остались.
— Да, пожалуйста. Мы можем вам чем-нибудь помочь? — спросил Саул. Он, казалось, ничего не замечал. Это-то понятно — Саул не знал Леви и его мать так же (близко) как я.
Миссис Гласс приготовила нам пряный чай, в котором плавали звездочки аниса, и мы сели за стол на кухне.
— Мед? — спросила миссис Гласс. Я заметил, что руки у нее дрожат.
— Да, пожалуйста, — повторил Саул, а я смотрел в темную, чайную глубину, и отчего-то меня посетила совершенно иррациональная мысль о крохотном трупе, который просто обязан выплыть из нее. На вкус чай оказался приятным, согревающим, чуточку терпким, и я забыл о секундном отвращении.
— Все будет хорошо, в больнице ему помогут, вам не о чем волноваться, мальчики, — сказала миссис Гласс. И я подумал: какая вы плохая актриса, солнышко, даже мне стыдно. Я вылавливал чайной ложкой звездочки аниса и отправлял их обратно.
— Хорошая у вас кухня, — сказал Саул.
Ну, да. Новейшая бытовая техника и тяжелый старинный стол. Что-то новое, что-то старое, что-то взятое взаймы, что-то синее.
Византийски-синим был сервиз, а вот со взятым взаймы возникли проблемы. Может, поэтому родители Леви так часто ругаются? Этот союз просто не может быть счастливым. Я заметил, как пристально смотрит на меня миссис Гласс. О таком вот взгляде я мечтал долгое время, но сейчас он был знаком опасности. Я подумал, что наблюдать нет смысла. Я не долбаный Шерлок Холмс, чтобы понять что-то по складке на ее юбке или искусанным губам. Я сказал:
— Расскажите мне, что происходит! Что с ним?! Я, блин, должен знать!
Я почти закричал, и в тишине кухни, в эпицентре неловкого молчания, вышло у меня внушительно. Миссис Гласс вздрогнула, ее тепло-темные, большие глаза распахнулись еще сильнее. Саул сказал:
— О, так он не в больнице, — и словно бы совсем не удивился. Миссис Гласс молчала, но шевелила губами, словно бы сублимировала речь.
— Вы что серьезно думаете, что я поверил? Будь Леви в больнице, вы бы уже сползали по двери, ведущей в реанимацию, вниз! Он не в больнице! Но где он? И почему вы плачете?!
Мне не хотелось кричать на нее, не только потому, что она была взрослой. Миссис Гласс, может быть, являлась самым добрым и беззащитным существом во всем Ахет-Атоне. Она задрожала, и я устыдился.
— Простите, — сказал я. — Я не хочу на вас ругаться, я не в этом смысле.
— И я тоже не хочу, — добавил Саул, хотя он-то даже не начинал. Я отвел взгляд. Миссис Гласс была на грани истерики, и я понял, что она проболтается, просто потому, что не слишком хорошо контролирует себя. А ведь миссис Гласс считалась лучшим психотерапевтом в нашем городе. Какой позор.
— С ним все в порядке, — повторяла она, словно бы разговаривая с самой собой, убеждая себя, утешая. — Фред позаботится о Леви. Фред не позволит случиться ничему плохому. Он должен, должен.
Тут она залилась слезами, и я подумал, каким странным видится мир, когда плачешь. Я обнял миссис Гласс точно так же, как обнимал миссис Джонс, и от этого меня прошило ужасом, будто я снова прикасаюсь к матери мертвого ребенка.
— Ну, ну, ну, все будет хорошо, миссис Гласс, не бойтесь, все будет в порядке. Он ведь жив, так?
Она кивнула.
— С ним происходит что-то плохое?
Тут вместо однозначного ответа я получил странное «я не знаю» в виде зябкого передергивания плечами.
— Это как, миссис Гласс? — спросил Саул. Он включился в разговор как ни в чем не бывало, словно мы обсуждали возможность поиграть в «Монополию». Леви всегда восхищался невозмутимостью Саула, а меня она частенько раздражала. Но сейчас я подумал, что это поможет миссис Гласс собраться с мыслями.
— Мой малыш, — сказала она и горше расплакалась. На этой роскошной, просторной кухне совершенно очевидным стало старое утверждение о том, что богатые тоже плачут.
Читать дальше