Дарья Беляева - Долбаные города [СИ]

Тут я, конечно, вздрогнул. Все это могло быть бредом сладкого шизофреника Сахарка, но откуда он знал, что я видел Калева тогда, на съемках, и он был почти реален? Я откашлялся и продолжил читать.

— Они уже продали тебя. Ты будешь приносить им кровавые деньги. Но он может передумать в любой момент. Помни о том, что он может передумать. И тогда больше никакого золота. Никаких друзей. Никакого Макса.

Тут я истерически засмеялся.

— Что? — спрашивал Леви. — Что там дальше, Макси?

Я не мог остановиться, я все хохотал и хохотал. Наконец, мне удалось выдавить из себя:

— С уважением, Сахарок.

Тут Леви тоже засмеялся, и я подумал, что это определенно нервный смех, смех, который рождается в страхе.

— Слушай, ты же знаешь, что Сахарок — чокнутый. Не пиши ему ответ, ладно? В смысле не связывайся с ним, иначе он сожжет твою семью. Я серьезно. Помнишь маньячные пятницы?

То есть, некоторый период в наших коротких жизнях (примерно год, с двенадцати до тринадцати), когда каждую неделю мы завершали просмотром какого-нибудь подросткового слешера. Это здорово помогало контейнировать агрессию. Из фильмов о поехавших убийцах Леви вынес кое-что очень важное, сложившее его как личность. Одну простую мысль: любой может быть поехавшим убийцей. И это, блин, правда. Самое забавное в том, насколько это чистая правда.

Я быстро перечитывал сообщение Сахарка, тревога росла, и я закрыл окно.

— Ты думаешь это ничего страшного? — спросил Леви.

— Я не думаю ни о чем, кроме вагины твоей мамаши.

— Да заткнись ты!

— Леви, успокойся, — сказал я. — Все будет в порядке. Сахарок просто троллит людей в интернете, как и все мы на этой грешной земле. Я приду к восьми, ладно? Попробуй еще поспать.

— А если поехавший убийца убьет меня? Он упоминал, что ты видел Калева! Он все о нас знает! Мне конец!

— В это сложно поверить, Леви, но ты — не центр мира. Все будет в порядке, ты смиришься с этой мыслью. Отдыхай, я приду к восьми! К восьми, да!

Я положил трубку, выскочил из-за стола и принялся расхаживать по комнате. Услышав звонок в дверь, я закричал, затем сам себя подверг позору и пошел открывать. Из папиной комнаты доносился храп.

— Восславим Господа, — сказал я. — За «Ламотриджин», или что там заставляет тебя спать восемь часов в день сейчас?

Впрочем, был и другой вариант. Иногда папа храпел специально, чтобы мы думали, что он спит, а не решается убить себя. В последнее время, впрочем, папа правда пошел на поправку, теперь из вымоченной в слезах половой тряпки средней степени отжатости, он превратился в человека, который просто продолбал половину своей жизни, и от этого ему грустненько. Спускаясь по лестнице, я вдруг снова ощутил тревогу, задрожали руки и сложно стало глотать.

— Так-так-так, — сказал я сам себе. — Интересно, Венера родилась из пены морской, и все делали вид, что это нормально? Вот эта прекрасная женщина, значит, самозарождается, а потом идет по своим делам?

Я заглянул в глазок. Этому меня научила история с парнем, облившим меня йогуртом. Он проехал для этого больше сорока миль, что было фактически самым длинным в мире расстоянием, преодоленным человеком ради совершенно бессмысленного действия. Был еще Гитлер с его Польшей, но компетентный совет жюри из меня, меня и еще раз меня, исключил его, потому что он преодолел это расстояние не самостоятельно. Но какова ирония: так истово ненавидеть евреев и, с помощью аннексии Польши и создания Рейхсгау Вартеланд, превратить Третий Рейх в самое еврейское государство Европы. Мои предки, если верить папиным периодам просветления, сопровождавшимся интересом к предыдущим звеньям в цепи поколений, происходили из славного города Люблин.

За дверью стоял Рафаэль, я спросил:

— Кто-нибудь держит дуло пистолета у твоей спины?

— Макси, открой!

— Уговорил!

Я впустил его. Рафаэль был бледнее обычного, руки у него дрожали. Либо какая-то бесцеремонная дамочка села рядом с ним в автобусе, либо ему пришлось звонить в пиццерию, либо…

Додумать свою мысль я не успел, потому что Рафаэль выпалил:

— Ты должен меня спасти!

— От кого?

— От Вирсавии.

— Она хочет тебя поцеловать?

Щеки Рафаэля тут же покраснели, я даже позавидовал такому славному кровообращению.

— Она хочет, чтобы я рассказал вместе с ней о социофобии. Чтобы помочь каким-то неуверенным ребятам.

— Скажи, что сначала ты хочешь помочь сам себе.

— Ты не понимаешь, она уже все решила.

У Вирсавии была одна интересная особенность. Если она задумала нечто, по ее мнению, мудрое, важное и совершенно необходимое, то добивалась своего непременно. Не создали на Земле еще подразделения спецслужбы, способного сорвать планы Вирсавии, в разведку еще не ходило таких смелых шпионов, и в оборот не было введено такого высокоточного оружия.