Дарья Беляева - Долбаные города [СИ]

— Просто сдайся, — сказал я. — Кофе хочешь?

Я обожал спрашивать это у гостей. Вроде очень простой вопрос, а заставляет чувствовать себя таким взрослым. Рафаэль кивнул, и мы пошли на кухню. Пока я занимался кофе, Рафаэль говорил непривычно много.

— Я больше не могу, Макс! Зачем я вообще согласился? Я не знаю, почему я рассказываю тебе все это. Просто я ужасно устал. Попросил маму никогда не звать меня к телефону, сменил почтовый ящик, удалился из всех соцсетей.

— И не помогло?

— Ну, из школы-то я не ушел.

— Резонно.

Я поставил перед Рафаэлем кружку с кофе, пододвинул к нему сахарницу. Он поводил пальцем по кружке, затем отдернул его, может быть, потому что обжегся, а, может быть, потому что сам себе показался глупым.

— Все это ужасно. Они обсуждают меня. Блин, я не могу перестать думать, что люди обсуждают меня, даже когда я этого не вижу. Фантастически много людей.

Я приготовил кофе себе, и мы пошли в мою комнату. Там Рафаэль встал у окна, потому что не смог заставить себя усесться на мою кровать.

— Я решил больше никогда ни о чем не высказываться.

— Игги Поп бы так не поступил.

Рафаэль махнул рукой, и я замолчал, мне стало его жаль.

— Но теперь Вирсавия хочет, чтобы я что-то там сказал. Это снова начнется!

Я лег на кровать и закурил, у меня из головы не выходило сообщение Сахарка. Он угрожал мне? Он предупреждал меня? В одном Сахарок был прав, эта игра так затянулась, я и сам забыл, что мы когда-то думали, будто говорим правду.

— А ты не думаешь, что поможешь кому-то этим? Правда поможешь. Кто-нибудь вроде тебя посмотрит на то, как ты выделываешься, и поймет, что это не так уж сложно.

— Дай мне сигарету.

Я подтолкнул к Рафаэлю пачку, он взял ее и некоторое время крутил в руках.

— Слушай, это ведь просто видео. Ты можешь удалять черновики, пока тебе не понравится то, что ты скажешь.

— Но они все увидят меня. Я не хочу, чтобы меня видели.

— Ага. Таких людей на земле море, брат мой.

— Я тебе не брат.

— Со сложностями в установлении личных взаимоотношений, — продолжал я. — Но если ты сможешь помочь кому-то, это значит, что ты сам станешь лучше, Рафаэль.

— Какая типичная мотивационная речь.

— С героиновыми наркоманами не прокатило. Подумал, может сработает на людях, чьи проблемы — чушь собачья.

Рафаэль закурил, недовольно фыркнул и закашлялся, чем несколько сгладил впечатление.

— Кстати, — сказал я. — Если бы девочки с Тумблера слышали наш диалог, то подумали бы, что мы — отличная пара.

— Что? Я не гей!

— Я тоже. Это им не мешает. Я знаю о них все. Я приручил девочек с Тумблера.

— Хватит гордиться этим.

— Они — мои пираньи.

Рафаэль отпил кофе слишком быстро, снова закашлялся.

— Ты же хотел стать писателем, — сказал я. — Привыкай к славе. Или ты хочешь быть безвестным писателем и умереть в мотеле?

— В данный период своей жизни я хочу умереть в мотеле. Точка.

— Это тебе к моему папе. Думаю, у него есть список подходящих для этого мест неподалеку от строительных магазинов.

Рафаэль помолчал, и я вдруг наткнулся на неожиданное откровение. Ему было уютно рядом со мной. Рафаэль воспринимал меня, как человека, рядом с которым он чувствует себя в безопасности. Все равно что держать в руках птичку. То есть, мне тут же захотелось его раздавить, и одновременно с этим сердце мое переполнилось великой жалостью к нему.

Мы по-настоящему подружились.

— Кстати о Тумблере, ты побеждаешь в опросах про самых сексуальных Ахет-Атоновских мальчишек.

Тут Рафаэль всплеснул руками с несвойственной ему экспрессией, расплескал кофе.

— Да не хочу я побеждать ни в каких опросах! Мне противно! Я не должен был ехать с вами, не должен был там сидеть! Понимаешь? Мне уже четвертый день пишет смски поехавшая девчонка. Она говорит, что хочет убить себя. Ты понимаешь, как я себя чувствую?

— Я блокирую их. Социальный дарвинизм, и все-такое.

— Потому что ты мразь.

Прошла пара секунд, и Рафаэль неуверенно засмеялся. Затем он снова стал серьезным, как угроза очередного финансового кризиса.

— Я просто хочу, чтобы незнакомые люди не делали вид, будто это нормально — угрожать мне или ругать меня. Потому что это ненормально ни для одного человека на Земле. Ненормально для них самих.

— Ну, вступая в публичное поле, мы исполняем некий ментальный договор с семью миллиардами контрагентов, или около того.

В этот момент затянул свою протяжную песню Скайп. Рафаэль вздрогнул. Я увидел аватарку Вирсавии: капризно надутые губки, остро подведенные глаза, звездочка на щеке.