Меня волновали вещи попроще. Из тех, что всем понятны. Которые не надо обсуждать. К примеру, как бы проснуться прежде, чем зубастая тварь заглотит меня целиком. Или как бы не кончились патроны. Или как увернуться от кровавого плевка, чтобы потом не захотелось точить зубы напильником и жрать покойников, отрытых на кладбище. Вот что волновало меня тем летом, да и сейчас тоже, после того как кровомордая дурища пырнула мне в бок грязным ножом.
Я доел чили. Уже стемнело. И похолодало. Чувствовалось приближение зимы. Я швырнул пустую жестянку в озеро и пошел к дому. В лиловых сумерках еще виднелись четкие очертания сторожки. В каминную трубу влетели две птицы. Я бы их не заметил, если бы как раз тогда не посмотрел на дом. Я покачал головой. Надо же, октябрь, а птицы вьют гнезда. Нет, точно, мир сошел с ума.
Я уселся на диван, раздумывая, не разжечь ли огонь в камине. Птиц было не жалко — нечего гнездиться в дымоходах. На причале я продрог, а у стоянки была сложена поленница дубовых дров. Если развести огонь, минут за двадцать согреюсь. Но я устал, раненую руку дергало, будто в ней билось еще одно сердце. А вдруг швы разойдутся, если я поволоку вязанку дров? Лучше вздремнуть.
Я принял щедрую дозу обезболивающих — больше, чем следовало, — запил их глотком «Джека Дэниелса». Темнота обступила меня со всех сторон. Спальня, которую я занимал летом, была на первом этаже. Не самое безопасное место, если в ночи что-нибудь заберется в дом. Вдобавок я таблеток наглотался, в голове туман. Нет, на втором этаже лучше.
Там была только одна комната — большая, типа чердака.
Барнсова спальня. На стене — пятна его крови.
Мне было все равно. Я взял ружье. Поднялся по лестнице.
Говорю же, устал.
А в темноте крови не видно.
Поначалу мы с Роем обосновались в шерифском управлении — недавно построенном и хорошо укрепленном. А когда связь окончательно прервалась и весь мир полетел к чертям, мы решили, что пора отсюда линять. И стали подыскивать новое место.
Ко мне домой соваться не стоило. Я жил в центре города. А от города лучше держаться подальше. Слишком много углов, слишком много высоких заборов. Если там засесть, то никаких патронов не хватит. И себя не обезопасишь. Поэтому я спалил дом. Я им никогда не дорожил. Дом как дом, но все же он был моим, и мне не хотелось, чтобы кто-то другой рылся в моих вещах. На пожарище я больше не возвращался.
А Барнс жил на отшибе. Это и определило наш выбор. Во всяком случае, там я мог поспать. Урывками, сами понимаете. В древней сторожке все время что-то потрескивало и скрипело, а вокруг были густые заросли. Но чутко спящий человек — вроде меня — сразу услышит, если кто-то подкрадется.
В ту ночь в Барнсовой спальне я слышал все шорохи. Глаз не сомкнул. Наверное, рана спать не давала или смесь болеутоляющих с вискарем. В общем, так и проворочался всю ночь. Окно было чуть приоткрыто, ветер врывался в щелку, холодный, как нож босоногой девчонки. Где-то в доме что-то поскребывало, будто ножом, — наверное, птицы возились в дымоходе, строили гнездо.
Снаружи качели на ржавых цепях лязгали и скрипели под ветром. Пустые сиденья качались туда-сюда над холодным белым песком.
Спустя пару месяцев Барнс и вовсе одурел. Мы разжились припасами в коттеджах на другом берегу озера, из тех, что принадлежали приезжим с юга. И даже пару раз выбирались в город, когда все чуть поутихло. Натаскали в сторожку все необходимое. Если поблизости появлялась какая-то тварь, мы ее убивали. Но в общем держались наособицу.
Барнс все не унимался. Ему не давали покоя книги, найденные в разбитом «крайслере». Он целыми днями читал эти проклятые книги. Надеялся отыскать в них ответы. Не знаю. Если там ответы и были, то произносить их вслух — язык сломаешь. Это я сразу понял.
Барнса это не останавливало. Он читал и перечитывал эти книги от корки до корки, делал какие-то заметки о младших демонах, рылся в словарях и справочниках из библиотеки. А потом снова принялся за чтение. Надоело мне целыми днями смотреть, как он сидит, нацепив очки на нос и уткнувшись в книгу. Я даже запах его кофе больше терпеть не мог. Поэтому решил чем-то еще заняться. Возился в сторожке, чинил что-то. Спилил бензопилой пару дубов, наколол дров. Сложил поленницу на просушку, поближе к краю участка, чтобы, если вдруг что, было где укрыться для защиты периметра. А с другой стороны участка расставил ловушки, но проверял их все реже и теперь уже плохо помнил, где именно они стоят. Обычно такое случалось, когда я пытался работать, а думал о своем. Или о Барнсовых «а может» и «а что, если».
Читать дальше