Дэвид Шоу - Черные крылья Ктулху [Истории из вселенной Лавкрафта]

Алые крылья хлопнули, как влажное белье, вздымая ветер. Монстр поднялся выше, распахивая крылья.

Мощный взмах поднял чудовище на пять футов выше. Дуло ружья не успело сдвинуться за монстром. Он растянул лоснящиеся губы в издевательской ухмылке и хрипло завизжал, будто смеясь надо мной. Я снова прицелился и выстрелил.

Первый выстрел прошел низом, дробь хлестнула по голым ногам девочки. Она завопила, а я снова выстрелил, на этот раз выше. Левое крыло твари вывернулось в суставе; дробь пробила в нем дыры, через которые сочился свет восходящего солнца. Еще один взмах — и боль наконец-то достигла мозга чудовища. Оно взвизгнуло, распахнув клыкастую пасть, и выпустило девочку из когтей.

Девочка падала быстро, с отчаянным воплем. Она понимала, что умрет, точно так же как понимала, кто ее убил.

Она тяжело упала на берег. Звука падения я не услышал, его заглушил выстрел. Я выстрелил еще дважды, и монстр рухнул с небес, как воздушный змей, сметенный ураганом. На земле чудовище еще судорожно подергивалось, но я подошел поближе и прикончил его в упор.

Барнс спустился к воде. О подстреленном монстре он ничего не сказал, только предложил похоронить девочку, но я понимал, что этого делать не стоит. В ней могла сидеть тварь, или стайка кровомордых могла, учуяв труп, явиться сюда с лопатами. Мы облили ее бензином и крылатого демона тоже, бросили спичку и сожгли их вместе.

После этого Барнс вернулся в дом.

И сделал то же самое с книгами.

Спустя несколько дней я решил выбраться в город, проверить, как дела. Меня напрягало наступившее затишье.

Даже если бы в городе перекрыли улицы, это бы ничего не изменило. По правде говоря, людей в городе и раньше-то было немного, а теперь и вовсе почти не осталось. На главной улице я заметил пару кровомордых, но они живо юркнули в канализационный люк.

Я заехал в супермаркет, набрал консервов и другой провизии, но мысли разбегались. Я думал о недавнем тумане, о крылатой гарпии на берегу и о своем заместителе. После того как Барнс сжег книги, он почти не выходил из спальни. Может быть, случившееся пошло ему на пользу? Может быть, ему просто надо время привыкнуть к новому положению дел? Больше всего я надеялся, что он наконец-то понял то, что я сообразил давным-давно, — все, что нам надо знать о том, как устроен нынешний мир, мы узнали в тот день, когда уничтожили вывернутого наизнанку гризли на 14-м шоссе.

Так я размышлял до тех пор, пока не вернулся домой.

И услышал крики на берегу.

Барнс заманил в лодочный домик одну из кровомордых, девушку лет двадцати. Раздел ее донага и, заведя ей руки за спину, приковал наручниками к грубо отесанной подпорке. А потом поддел свежевальным ножом полосу кожи на ребрах. Девушка задергалась.

Лента кожи, покрытой шрамами, тускло поблескивала в полумраке, но я не сказал ни слова. Слов здесь и без этого хватало. Те же самые слова, что в книгах, покрывали кожу безумной девушки. Рой Барнс уже срезал с ее тела несколько десятков слов и ее же кровью прилепил их к стенам.

Я прикусил язык и загнал патрон в патронник.

— Не сейчас, босс, — отмахнулся Барнс.

Он воткнул нож повыше в подпорку и подошел к девушке. Близко, так, чтобы можно было шептать ей на ухо. Окровавленным пальцем ткнул в надпись, прилепленную к стене, и сказал:

— Читай.

Девушка зарычала и с такой силой клацнула зубами, что прокусила себе губы. Похоже, ее это ничуть не волновало. Она слизнула кровь с губ и снова оскалилась, веря, что сможет укусить Барнса.

Ему это не понравилось. Он кое-что с ней сделал, и рычание сменилось воплем.

— Она очухается, — сказал Барнс.

— Вряд ли, Рой.

— Вот увидишь, очухается. На этот раз я все точно рассчитал.

— Ты то же самое говорил, когда разбирался со своими книгами.

— Понимаешь, она ведь живая книга. В этом-то все и дело. Она живая. У нее есть связь с младшими демонами и с тем высшим существом, которое ими управляет. Каждый из них — своего рода ключ. Но погнутым ключом дверь не откроешь, даже если он изначально подходящий. Поэтому с водителем ничего не вышло. Он умер. А эта еще жива. Если она прочтет слова, выведенные ее собственным ножом, то все будет по-другому.

Он подошел ко мне, но я даже не взглянул на него. Просто не мог. Я смотрел на кровомордую. Она вопила и плевалась. Она больше не была похожа на человека, тем более — на женщину. И теперь эта жалкая голая тварь сдохнет, прикованная к столбу неизвестно где. Чистое безумие — думать, что она изменит мир, если произнесет своими рваными губами какие-то слова. И такое же безумие считать, что на это способен труп на 14-м шоссе. И такое же безумие…