Кейт Хэмер - Похороны куклы

Я хмурюсь и спрашиваю:

– Вы о чем?

– Тем, какими они были, тем, как вел себя мой прадед со своим сыном. Это его сформировало и, в свою очередь, сформировало моего отца, а потом и меня. Так что предки по-прежнему действуют, переделывают нас под себя. Хотя мы по большей части понятия не имеем, кем они были. Нет ни теней, ни привидений.

Он снова улыбается мне, ему нравится его теория.

– Настоящие призраки – это просто семья.

– По-моему, я понимаю, о чем ты, Руби.

Его мама в очередной раз появилась у окна, она опять указывает на него и улыбается. Он сам не свой от своей идеи. Его мать едва не лопается от любви к нему, все еще влияя на него.

Он качает головой и снова смотрит на меня, и я вижу, что ему кажется, будто он говорил слишком умно для меня и зря увлекся. Он опять видит перед собой ребенка.

– Так, тебя могут прийти навестить. Твой приемный отец звонил спросить, когда удобнее заехать. Что случилось?

Я в отчаянии склонила голову.

Доктор тянется через стол и берет меня за руку – по-моему, врачам так не полагается, но я ему все равно благодарна.

– Ты не должна встречаться с теми, кого не хочешь видеть, Руби, – мягко говорит он.

Мик приезжает меня навестить.

Он сидит на скамейке в парке, склонившись вперед, и смотрит на свои ботинки. Я вижу, что у него в руках что-то пестрое. Останавливаюсь в ста ярдах от него.

– Я не должна с тобой видеться, если не хочу! – кричу я.

Он щурится, словно день солнечный, и отвечает:

– Знаю.

Я какое-то время стою, ковыряя носком ботинка грязь на дорожке, потом подхожу и сажусь рядом с Миком.

Пестрое у него в руках – цветы: кустики розовых, белых и красных роз в горшке.

– Рождественские розы, – говорит он и протягивает их мне.

– Спасибо.

– Да ладно.

Он явно не заметил сарказма в моем голосе, но я все-таки не могу удержаться, подношу цветы к лицу и вдыхаю их запах. Не сладкий, а холодный и чистый.

– Не душистый горошек, – замечает Мик. – Видеть его сейчас не могу. Я в последнее время много думал. Вероятно, я немного спятил. Но Сандра мне помогает. Сандра все для меня изменила.

– Я тебя больше не боюсь.

– Наверное, не надо было этого делать. Думать, что мы сможем за тобой присматривать, как за своей. Ты прости, – бормочет он.

– Тоже мне, извинение. Ты взрослый мужик. Ты с гирями занимаешься.

Он отворачивается, словно не хочет ничего понимать.

– Слушай, – он засовывает руки в карманы кожаной куртки и поводит плечами, – мы с Сандрой уезжаем. Нашли квартиру в Бристоле. Если есть желание, можешь поехать с нами. Сандра говорит, что будет рада, если с ней поедет подружка, и потренироваться на тебе делать прически тоже было бы здорово. Она долго обид не помнит.

Я передергиваюсь при мысли о том, чтобы служить Сандре пластмассовой болванкой.

– Не знаю. Пока не могу об этом думать. – Я делаю паузу. – Я теперь вообще-то совсем не возражаю против детского дома.

– Что, вообще без родных жить?

– Родня для меня была сплошным разочарованием.

Произнося эти слова, я понимаю, что так и есть: год назад я бы душу продала, чтобы переехать к настоящему отцу. У меня даже кости ныли, так я этого хотела. А теперь мысль о детском доме мне и правда нравится. Я позвала родителей, и они пришли. И как пришли. Теперь мне жаль, что я это затеяла. Не было никаких именинных тортов – розовых или украшенных свечами и фруктами. Родители мои оказались не лучше других. Осторожнее надо мечтать. Я позвала отца, и он пришел – Блэк, черный, как ночь. Он даже не хотел признаваться, что узнал меня. Вот сколько я для него значила – его единственная дочь.

– Просто не высовывайся, и все у тебя будет путем. Тебе надо научиться, Руби, научиться не высовываться. Мы все этот урок рано или поздно усваиваем.

Мик встает, и я вижу, с каким облегчением он понял, что я не ухвачусь за предложение жить с ним и Сандрой. Я даже не тружусь сказать ему очевидное: она с ним не останется надолго. Он для нее – просто возможность выбраться из леса.

Мик бросает на меня грустный взгляд и кивает. Он замерз, ему надоело – я это вижу. Он хочет домой, к Сандре, жить по новому плану и отбросить прошлое.

– Да, Барбара велела передать, что отвезет тебя к ней на могилу.

– К кому?

– К маме твоей.

– Ты хочешь сказать, моя мать похоронена здесь, в лесу?!

Я кричу, прижимая горшок рождественских роз к груди. Сначала ее вещи в коробке, теперь это. Все это время она лежала совсем рядом.