Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

– О, папа! О! – заливала голубыми от туши слезами его белоснежный воротничок. Мистер Блэквилл растерянно глядел по сторонам, пытаясь найти поддержку, но старуха к тому времени уже удалилась, а Сторнера рядом не было, не было никого, кроме прищурившегося, точно кот на мышку, Добсона.

– Уверен, что это недоразумение, сэр, – положив тяжелую руку на плечо Блэквилла, молвил он. – Когда буря эмоций схлынет, мы с вами сможем поговорить по-простому, как честные люди и джентльмены. Бог свидетель, я нисколько не желал обидеть вашу матушку, сэр, и искренне сожалею обо всем, чему вам пришлось стать свидетелем. Я надеюсь видеть вас своим гостем, почтеннейший мистер Блэквилл, – мы с Мэри проживаем по адресу: улица Лэвен, дом 12. И клянусь: как скоро вы узнаете меня поближе, обретете в моем лице преданного сына. Искренне ваш. И, отрывая увлекшуюся Мэри от отца:

– Пойдем, драгоценная моя. Нам пора.

Несчастный Эдгар Блэквилл! Он не был флагманом в житейском море: знал, как возделывать поле, растить рис и хлопок, неплохо разбирался в лошадях и собаках, был отважен в картах и выпивке, при случае мог и за женщинами приволокнуться; но при всем том характер имел скорее философский, нежели бойцовский. Очаровательная и деятельная жена-француженка так долго воплощала для него все совершенство мира, что с ее смертью он абсолютно потерял нить бытия и опустился в пропасть отчаяния и меланхолии. Сегодня от него требовался решительный поступок: поддержать свою мать или дочь, словом, как-нибудь подтвердить свой статус главы семьи, – но увы, слишком долго он пробыл на четвереньках, ползая в пыли жалости к себе, чтобы вот так вдруг выпрямиться и встать во весь рост; нет, он был слаб.

Все, что он мог выдавить из себя в тот миг:

– Да, доченька, да, конечно… м-м-м… да…

Мэригольд уходила под руку с женихом вполне довольная сегодняшним вечером: отец за нее или, вернее, не против – очко в ее пользу! Ленни же втихомолку посмеивался над людской слабостью: раскусить Блэквиллов для него не составляло никакого труда, он все предвидел заранее: отец – тряпка, бабушка – кипящий чайник, да ну! – к чертям, подобреет, едва пойдут внуки. Ленни не испытывал ни малейшей жалости к слабакам и сам слабаком не был; он по праву считал себя ловким парнем: сын сапожника, затем – помощник мелкого стряпчего в мелкой конторе, воровал, бежал, чтобы не попасться, в другом городе устроился при сиротском приюте, снова воровал и бежал опять; и вот – Луизиана, сонный городишко, где жители, ленивые, как мухи, газета, наивная девица с бреднями в голове, а вдалеке ясным маяком светит неплохое состояние. Старуха не вечна, ну, а Блэквилл скоро сопьется, труха – только ткни, так и рассыплется в прах! Что до Блэквилла-младшего, чего проще! – дети часто болеют, они слишком хрупкие и доверчивые существа. Добсон почти видел себя на вершине богатства.

Едва Бекки выскользнула из детской, малыш расплакался: он не мог понять, почему его все время оставляют одного. Но слезы иссякли так же быстро, как и полились, – Патрик увидел осу, влетевшую в полураспахнутое окно. Оса приземлилась на прут кроватки и принялась исследовать его внимательными прикосновениями усиков. Патрик предпринял попытку достать ее, но не дотянулся и возмущенно завопил. Оса взлетела и, привлеченная запахом мертвечины, села на щеку мистера Лаки, чья фигура в лучах заходящего солнца казалась вешалкой, на которую впопыхах накидали всякой рвани – шляпа набекрень, топорщащийся пиджак, украшенный гирляндами речных трав, расползающиеся штаны. Оса заинтересованно поползла к ноздре, размышляя, как бы поудобнее разместиться в этом гнезде. Зомби проворно схватил ее пальцами и отправил в рот – полосатая жужжалка раздражала его, к тому же он обязан охранять маленького человечка. Оса не растерялась. Побродив немного в темноте, она выбралась наружу через дырку в черепе Вернона, ту самую, что когда-то, двадцать лет назад, пробила мотыга Соломона, подкравшегося сзади, пока Вернон отбивался кнутом от ватаги негров, наседавших с кольями в руках.

Патрик испустил торжествующий вопль и рассмеялся – происходящее показалось ему забавным. Правда, от незнакомого дяди плохо пахло, но какие смешные штуки он вытворял! Вернон вторично поймал осу и раздавил пальцами, протянув малышу осиную голову на ладони, все еще подергивающую усиками. При этом у него отвалился ноготь и упал на простыню. Патрик благодушно замурлыкал и взял осу в рот, покатал языком и проглотил, а затем, заприметив ноготь, начал с ним играть.