Владимир Пузий: Дело о детском вопросе

– Элементарно, – сказала Лисовская. Голос в трубке звучал глухо, как будто она уже уехала по этой своей горящей путевке. С этим своим… очередным каким-то. – Элементарно. Ты же отец? Отец. Разрешение я со своей стороны подпишу. Визу ему откроют – и вперед. На Лондон ребенок посмотрит, сделаешь ему подарок, в кои-то веки.

– Я же не развлекаться туда еду, – сказал Вадим. – Работать, вообще-то.

– А ты всегда работаешь, Вильчук. Ну, значит, договорились…

Андреич, когда узнал, конечно, высказался. Кратко, философично и антифеминно. Трижды разводился, поэтому ситуацию понимал и Вадиму где-то сочувствовал.

– Ладно, – сказал, – придумаем чего-нибудь. Прочь, – сказал, – упаднические настроения. Лисовская твоя – не вулкан исландский, поездку нам не перегадит.

Они еще в прошлом году собирались на ярмарку, но не сложилось: пыхнул Эйяфьядлайокюдль, рейсы отменили. На фирме, конечно, злорадствовали: всем хотелось поехать за казенные бабки, да не все владели английским.

– Знаешь, Андреич, а я ведь из-за мало́го язык подтянул.

– Ну вот видишь. Тем более, – сказал Андреич. – Что мы, два взрослых мужика, с семилетним пацаном не управимся? Пусть летит.

И полетел. Лисовская привезла его уже в аэропорт, с вещами: небольшим розовым чемоданчиком.

– Если чего не хватит, – сказала, – докупишь там.

Сашка стоял тихий, спокойный. Чем-то был похож на деда Лисовской: в молодости, на фотографиях, – двадцатилетний поэт-бунтарь с непокорной шевелюрой, со слишком взрослым взглядом. Только вот Сашке было даже не двенадцать…

– Привет, – сказал ему Андреич. – Давай знакомиться. Я – дядя Федор, как в мультике.

Сашка протянутую руку пожал со всей своей обычной серьезностью. Ответил:

– Hello! Нow do you do, sir?

Андреич крякнул и аккуратно отпарировал в пределах своего недозабытого школьного инглиша. Когда стояли в очереди на проверку паспортов, шепнул:

– Предупреждать надо, Вильчук. Что за показуха?

– Никакой показухи, он всегда такой.

– Ну что ты мне… От рождения, что ли?

Вадим пояснил: не от рождения – с четырех лет. Тогда, сразу после развода, Лисовская отдала Сашку на курсы английского. «Современный ребенок должен знать языки».

– Уродуют детей, – вполголоса сказал Андреич. – Из лучших, блин, побуждений.

Вадим молча качнул головой. Не хотел сейчас – в очереди, при Сашке – объяснять, что ребенок вообще месяц не разговаривал. Доктора советовали хотя бы на какое-то время съехаться. Они не понимали…

Лисовская решила отдать его на курсы еще и потому, что другая среда, новые люди, вдруг?.. И «вдруг» случилось: Сашка действительно начал говорить – но только на английском. Везде, со всеми; даже с теми, кто английского не знал.

«Хочешь общаться с ребенком – учи язык», – сказала тогда Лисовская.

Теперь вот пригодилось. Андреич в издательском деле дока, но на переговорах толку с него никакого. Как собака: все понимает, а говорить не может. Слово «аутсорсинг» знает, ну и там «здрасьте, рад встрече», это потолок.

В итоге три дня ярмарки они отработали в режиме «разговорчивый/молчаливый партнер». Все немногочисленные встречи были назначены заранее, еще в Киеве; все – на четверг. Едва удалось найти паузу и что-нибудь перехватить здесь же, в одной из кафешек выставочного зала.

Отработав программу обязательную, просто пошли по стендам в секторе научных изданий. Если был свободный от переговоров редактор – здоровались, представлялись, спрашивали, нет ли желания пообщаться, – и рассказывали о фирме, об услугах, оставляли визитки и образцы продукции.

К вечеру язык у Вадима не отлипал от неба.

– Ты, Вильчук, в детстве из коляски не падал? – интересовался Андреич. – Или, может, часто по стройкам гулял? Нормальные люди так не пашут, у них в мозги предохранитель встроен.

Они садились справа от выхода, на подоконник, и минут пять трепались ни о чем.

– Хочешь, чтоб в следующем году опять сюда послали? – лениво спрашивал Вадим.

Андреич фыркал. Бухтел больше для виду; сам вошел в азарт, на переговорах что-то пытался объяснять, кивал: «Давай, переведи им!..»

Во время священных пяти минут Вадим доставал молескин и кратко набрасывал для себя основные итоги дня. Чтобы потом не забыть; чтобы проанализировать и учесть.

Потом шли в гостиницу, благо было до нее еще пять минут неспешным шагом.

В первый день Вадим, вообще-то, не шел – почти бежал. Знал, что Сашка – ребенок самостоятельный, не по годам взрослый; что днями сидит дома один; что никуда не денется (портье предупрежден, не выпустит). Знал – а места себе не находил, улыбался потенциальным партнерам, пикировался с Андреичем, но все время думал: как там сын?