Владимир Колышкин - Златоград

«Осторожно, двери закрываются! Следующая станция «…ская»». Название станции потонуло в грохоте задвигаемых дверей и змеином шипении сжатого воздуха. Вагон метро был старым, разболтанным, как, очевидно, и весь поезд, но довольно резво состав стал набирать ускорение; и вот он уже мчался с бешеной скоростью по темному туннелю, угрожающе раскачиваясь из стороны в сторону, лишь редкие огоньки зажженных лампочек проносились за окнами, как падающие звезды, проносились и гасли, и вы даже не успевали загадать желание.

Степан окончательно пришел в себя и огляделся по сторонам. Вагон был пуст, почти пуст, как в поздний час, лишь еще одно место занимала старуха, одетая в мешковатое платье, из тех, что были модными в начале прошлого века. Ее трясущуюся седовласую голову увенчивал вязанный чепец подстать общему наряду. Степан мысленно прозвал её «Пиковой дамой».

Еще один человек находился в вагоне, по виду — бомж: мужик неопределенного возраста, опухший, страшный, потерявший человеческий облик. Сидячего места он не занимал, а предпочел лежать на пыльном полу, в углу, завернувшись в черную синтетическую шубу, такую же засаленную и грязную, как и он сам. Чтобы продезинфицировать эту шубу, её надлежало бы сдать в крематорий. Вместе с бомжем. Черный похмельный юмор.

Степан взглянул на часы — их не было. Бумажника тоже. Голова раскалывалась от боли. На подгибающихся ватных ногах он прошел в голову вагона и обнаружил, что вагон ведущий. За перегородкой, видимые через незакрашенное стекло служебной двери, сидели машинист поезда и его помощник. Они играли в карты, не глядя на дорогу. «Работнички, мать вашу…», — сказал Степан, пристукнул по стеклу кулаком и погрозил двум ротозеям. Те убрали карты и показали открытые ладони рук, что должно было означать — руки их чисты, а помыслы светлы. Машинист с помощником закурили, пуская дым в открытые форточки.

Степан глядел сквозь стекла прямо в черный ствол туннеля и видел, как навстречу неслась, освещенная прожектором поезда, главная колея, потом глаз съезжал на запасные пути, рычаги стрелок, промелькивали какие-то кабели, коробки, распределительные щиты, закрытые двери, ведущие в подсобные помещения, и прочая всячина в таком роде. Наконец вдали показался свет станции. Свет быстро приближался. Поезд начал торможение. И вот они выскочили к перрону ярко освещенной станции — с гулким эхом, затухающим воем двигателей и поскрипыванием тормозных колодок.

Степан повернулся к выходным дверям и уперся рукой в холодное стекло, где белела предупредительная надпись: «НЕ…СЛОНЯТЬСЯ». Это какой-то остряк, работая бритвочкой, показал свое ослоумие. Степан убрал руку, и сейчас же дверь с шипением распахнулась. «Конечная остановка. Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны!» — объявил громкоговоритель ангельским женским голосом.

Степан ступил на площадку и нерешительно зашагал в сторону хвоста состава, чтобы обогнуть мраморную колонну и войти в зал станции. Часы над туннелем показывали 10:15 и было неясно — утра или вечера? «Пиковую даму» встречала целая толпа родственников с чадами и домочадцами. Они целовали её в морщинистые щеки, хватали под слабые руки и волокли к эскалатору.

Степан увидел в зале под потолком светящуюся вывеску с надписью: «ВЫХОД В ГОРОД», машинально направился туда и ступил на «лестницу-чудесницу». Работала только одна лента — на подъем. Впереди на ступеньках никого не было. Степан всех опередил. По мере того, как он поднимался, сверху нарастал механический шум и шипение, как при работе компрессора.

В глазах вдруг нехорошо замельтешило, поле зрение сузилось. Ноги отказывались служить. Степан сел на ступеньки эскалатора, что, как известно, делать воспрещается. Неподвижная пластиковая боковина лестницы рывками гладила спину. Степан подался вперед и попытался взять себя в руки. Голова кружилась, во рту появился противный лекарственно-металлический привкус. «Что это со мной? — подумал он, сплевывая жидкую и жгучую слюну. — Не хватало только травануть здесь. Пора подниматься, пока не затянуло…»

Ступени складывались, лента выпрямлялась. Он неуклюже поднялся, опираясь руками на бегущие ленты поручней. Лестница-чудесница довольно бесцеремонно выпихнула его на стальной подиум, да еще поддала под пятки, чтобы пошевеливался. Используя инерцию движения, Степан по некой пьяной гиперболической траектории устремился к выходу. Толкнув плечом тяжелую дверь станции метро, он вывалился на улицу.