Иван Колышкин - В глубинах полярных морей

В центральном посту тихо. Сюда не доносится жужжание главных электромоторов, не слышно шума буравящих воду винтов. Подводная лодка идет на глубине. Если закрыть глаза, кажется, что она неподвижно повисла в воде, затерявшись где-то между поверхностью и дном моря. Но стоит взглянуть на вахтенного командира, опускающего перископ, на сосредоточенные лица рулевых, удерживающих лодку на нужном курсе и глубине, — и эта иллюзия пропадает. Привычная обстановка рождает привычные ощущения: сразу чувствуешь, что корабль живет, движется, послушный умелым рукам.

Лязгает дверь водонепроницаемой переборки. Входит Аркадий Моисеев, одетый, как и все, по-походному: в меховой реглан поверх ватника и шапку-ушанку. Он только что обошел отсеки, побеседовал с моряками, объяснил им, в чем суть поставленной перед кораблем задачи. «Молодец, — отмечаю я про себя, — не может без того, чтобы не побеседовать с людьми. Очень хорошая командирская черточка».

Капитан-лейтенант Моисеев командует этой лодкой — «Щ-401» — недавно, всего около полугода. Но за это время мне, командиру дивизиона, не раз случалось выходить с ним в море, «на обеспечение», как говорят на флоте. Обеспечивать — значит следить, чтобы неопытный командир не наделал ошибок, опасных для корабля, поправлять его, если потребуется, давать ему вовремя нужные советы, одним словом, помогать ему набираться командирской премудрости.

[3]

Мне кажется, я неплохо знаю Моисеева. На подводном флоте он не новичок. Плавал на лодках штурманом, помощником командира, хорошо освоил наш трудный Северный театр. Во время совместных походов нельзя было не заметить таких его привлекательных черт, как рассудительность, умение владеть собой, спокойствие и доходящая до застенчивости скромность. С людьми он доброжелателен, прост. И моряки успели полюбить его. Когда они говорят «наш командир», в этом «наш» звучит неподдельное уважение и душевная теплота.

Но вот в самостоятельных походах Моисеев еще не бывал. Поэтому сегодня он вышел в море вместе со мной. Мне предстоит принять у него командирский экзамен в боевых, по-настоящему боевых условиях. Ведь сейчас на исходе 22 июня 1941 года — день, который навсегда войдет и в календари и в сердца наших людей, день, которым открывается знаменательная и трагическая глава современной истории.

Сколько раз за последние годы на торжественных собраниях и митингах произносили мы похожие на клятву слова: «По первому приказу Родины мы немедля выступим на защиту ее священных рубежей!» По правде говоря, от частого употребления смысл этих слов изрядно стерся, приобрел некоторую отвлеченность. За парадностью фразы не возникали конкретные представления о том, что и как может произойти вслед за получением боевого приказа. Но вот внезапный приказ прозвучал. И наши заверения, обращаемые к партии, к народу, облеклись в практические дела. Мы действительно по первому приказу Родины в первый день войны вышли в море.

Война всегда подкрадывается неожиданно, как ни жди ее. Сгущаются тучи, вот-вот грянет гром, а какой-то внутренний голос твердит: «Нет, нет, только не сегодня, только не сейчас! Ведь еще не все экипажи отработали полный курс боевой подготовки. Не все лодки прошли ремонт. Не все командиры накопили достаточно опыта. Ну хотя бы еще полгода…» А через полгода возникнут не менее важные обстоятельства, вызывающие внутренний протест против необходимости тотчас же

[4]

вступить в бой. Так уж, видимо, устроена психология человека, даже военного…

Да, нам хотелось хотя бы небольшой отсрочки. Именно оторочки, так как сомнений в том, что война рано или поздно начнется, у нас не было. В плане политическом мы понимали, что пожар, уже два года полыхающий в Европе, не может не перекинуться на наши границы. Правда, немалую сумятицу в умы вносили официальные утверждения о прочности нашей дружбы с Германией, о надежности союза с ней. Эти утверждения подкреплялись авторитетом человека, которому мы тогда верили безгранично.