Сергей Смирнов-Кислород - В небо на сломанных крыльях. Как мы на костылях и каталках спасали Вселенную

В общем, я умно рассудил, что у меня опять выпадение памяти… фрагментарное такое… одно из последствий той травмы… вот ведь у меня от волнения даже мышечная спастика началась, почти как при детском церебральном параличе, ДЦП, тоже посттравматическая такая – слегка скрючило руку, нога закаменела… но это всё ерунда. Вопрос остался: как я мог забыть самую красивую девчонку заезда? Как?! Что между нами могло произойти такое, чтобы у меня от стыда началась амнезия? У меня хорошо тренированное воображение – и я все силы бросил на то, чтобы отключить его…

Но не мог. Пока выходили всем скопом на набережную и строились в шеренги на зарядку, я перебрал в уме все возможные провалы и «косяки». Представьте себе, самый ужасный провал, пришедший мне в голову тогда, – она спросила, читал ли я такую-то книгу или смотрел такое-то кино, а я не читал и не смотрел! Было отчего впасть в амнезию!

Грянула бодрая музыка из репродукторов, в унисон ей дунул прохладный ветерок, солнышко светило тоже не грустно… В общем, «руки шире – три-четыре», как в песне поётся. Я, конечно, постарался встать к ней поближе, но – не так, чтобы слишком мозолить ей глаза. Через пару-тройку упражнений у меня уже шею свело… Она положил свой костыль-«канадку» на скамеечку, встала в третьей, задней, шеренге и вместе со всеми поднимала руки. И, поверьте, она так их поднимала, что я тут же придумал грустную историю: училась девочка в балетной школе, танцевала маленького лебедёнка – и вдруг ужасная травма! Но она всё равно улыбается, умеет радоваться жизни… вот как мой лучший друг Сергей!

В общем, зарядка для меня кончилась ломотой в шее. Слегка пришёл в себя, только когда дело дошло до обтирания холодной, мокрой и колючей, как морской ёж, варежкой! Закалка у нас в Санатории была что надо!

… Но то, что девочка ни разу не обратила на меня внимания, даже немножко успокаивало: значит, не было какого-то совсем уж постыдного провала, вызывающего неудержимое девчоночье хихиканье. Да и остальные девчонки отряда не посматривали на меня злорадно. Значит, если что-то и случилось между нами, она – молодец, не стала сплетничать и тыкать в меня пальцем!

Пока умывался в туалете на этаже, радуясь холодной воде из крана, спокойно убеждал себя в том, что в этот выходной день ни на завтраке, куда отряды вот-вот пойдут весёлым строем, ни на пляже мне не удастся узнать про неё ничего определённого. Не подходить же, не спрашивать, как её зовут!

Правда, на пляже придуманная мною грустная история немножко изменилась в сюжете: в купальнике девочка выглядела слишком крепкой, спортивной для невесомой ученицы-стрекозки из балетного училища. Скорее уж занималась гимнастикой и сорвалась с бревна или турника… Мне почему-то думалось, что какой-нибудь злостной болезни вроде остеомиелита она не заслужила!

Когда она заходила в воду, мне показалось, что хромота её совсем пропала – и поплыла она удивительно красиво, стремительно, при этом как будто вовсе не двигая руками и ногами… и почти не тревожа воду… Да, и загар её показался мне необычным… прекрасным… Наверно, зимой она была совсем белой, но не бледной, а под солнцем кожа её светилась так же, как её волосы, золотистым отливом спелой пшеницы. Что и говорить, в тот день я не видел ничего и никого, кроме неё.

И я ждал своего часа. Какая-то развязка должна была наступить в очень точное время, прямо как с Золушкой… Но не в полночь, а в 13 часов 30 минут по московскому времени!

Потому что в 13.30 (в то, наше время) вся власть в отделении, а также свобода и право передвижения по палатам на пятнадцать-двадцать минут передавалась в руки старшего санитара, инспектировавшего их аж с тремя понятыми на предмет образцовой опрятности! И этим старшим санитаром в заезде был я! Ребята и девчата выбрали меня, видно, сразу почуяв, что этот, вечно с книжкой в руках и слегка отсутствующим видом, придираться не станет ни к чему – не из заноз он…

И вот все рассосались по палатам… Корпус затих. И мы с дежурными (по одному от каждого отряда) движемся весёлым, но делающим серьёзный вид «взводом проверки». Сначала – по второму этажу, где жили пацаны, а потом – по первому, где… Когда спускался, сердце уже стучало, как пулемёт, лицо горело – но это можно было списать на солнечный «перегрев» на пляже, если б спросили.

Она была в палате старшего отряда девчонок… Галлюцинации, которые у меня там начались, я потом до поры до времени объяснял тем, что переволновался и моя когда-то припечатанная строительной плитой «крыша» слегка поехала…