Алессандро Надзари - MCM

А под расчищенным — найти заложников. Вымокших, испуганных, не способных удержать хоть толику умбрэнергии, но — живых. Игнациус причинил множество бед, однако, что до остальных? За его деяниями следили все, но так ли мало и ничтожно их собственное участие и безучастие, амбициозность и близорукость? Озябшие, жалкие, немощные — бледными манами рассеивались они по буллеанским просторам Директората и пытались найти себя в новой реальности. Коммуникации, что удивительно, работали. Течение пощадило город. Саржа привыкал к обязанностям «папá» — а вернее, консула — и уже ломал голову над реорганизацией вверенной ему корпорации.

На краю обвалившегося центрального купола, достойного хоть римского, хоть местного Пантеона, сидели, свесив ноги, фигурки, точно рыбаки на пристани, наблюдавшие за безмолвным, но полным ритуала движением подводной жизни, сейчас, правда, едва приходившей в себя во всё ещё взъиленной после бури толще. Закатные лучи дарили наполнявшему Директорат воздуху, — в котором до сих пор висела дымка пыли, крошки и пепла, а гипс, известь и алебастр продолжали осыпаться со стен, — как на взгляд Мартина, тёрнеровские палитру и атмосферу. «Заход с морскими чудовищами… Или уже без них?»

— Интересно, где Игнациус поставил в сценарии точку? — как обычно задавался он вопросами, вызывавшими у окружающих мигрень.

— Важнее то, сколь срифмованы пролог и эпилог, — промурлыкала Селестина, стараясь не отставать.

— Ох, старые боги, вы что, спорите о природе сценария: от Хроноса он или от Эона? — подсела к ним Сёриз.

— А о чём же ещё спорить? Величайшая шутка, если всё случившееся было одной только прелюдией или разогревом хора с оркестром, а подлинные же симфонию или ораторию нам ещё предстоит услышать.

— Либо мы завершили некий цикл и теперь в начале нового, пытаемся понять правила бесконечной игры, либо всё действительно позади, и в будущее отныне тянутся лишь город и люди в нём.

— Можно ли на что-то подобное заключать пари? И что достанется победителю?

— Суть пари не в победе, а в решимости сторон, причём одна неизбежно отстаивает, ведает того или нет, ложную позицию. Впрочем, закон исключённого третьего не распространяется на спор глупцов и дураков. И вот уже насчёт того, окажетесь вы… хорошо-хорошо… окажемся мы ими или нет, я пари готов заключить.

Селестина с добрыми, хитрыми, игривыми улыбкой и взглядом всматривалась в силуэты, абрисы и контуры Двадцати округов, а уловив меж ними что-то, адресовала пожелание-вызов городу, с наступлением сумерек облачавшемуся в золото, зажигавшему огни и искрившему мечтами: «Пари!»

Настоящим видом книга обязана Гульнаре Сафиной, продравшейся сквозь весь смысловой, пунктуационный, синтаксический и грамматический сор (и сюр) и одолевшей его, Николаю Толмачёву, терпеливо и медитативно выудившему сомнительную неоднозначность и недосказанность, Алексею Воробьёву, помимо прочих данных им рекомендаций, указавшему на систематически встречавшуюся оплошность-неопределённость, по исправлении которой (возможно, не столь очевидном, но оно и вправду есть) повествовательная палитра дополнилась новым оттенком (если не сказать, что ансамбль — новой перспективой ), а также Д. В., Игорю Гуренко, Александру Д. и Станиславу Савинову, напомнившим о необходимости оборачиваться и пересматривать написанное, сверять оставленное на бумаге с системой в собственной (авторской) голове. Ваш кропотливый труд, ваше мнение, ваши вопросы, ваши советы, беседы с вами — без них этот роман немыслим.

И всё же ради защиты репутации этих славных людей я должен сделать оговорку: в книге наверняка остались погрешности и вольности, но они — следствие исключительно моих невежества, невнимательности или неверного понимания комментариев, а возможно, что где-то сохранены в художественных и повествовательных целях.

Я благодарен всем людям, что откликнулись на моё предложение ознакомиться с книгой и уделили, доверили ей (и мне) самое ценное, что у нас всех есть — время. Во всяком случае, вы рискнули её прочитать и понять, а потому отдельной благодарности стоят ваши тёплые слова о прочитанном.

Возможно, стоит сказать «спасибо» и всем трудностям, всем отвлекающе-раздражающим факторам, которые очень старались превратить процесс написания в поверхностный, бесконечный и мучительный, однако будьте столь любезны в дальнейшем избегать попыток привлечь к вам моё внимание. Вот за это — спасибо.