Стивен Эриксон - Сады Луны

В дюжине футов от Барука находилась дверь. Алхимик с удивлением обнаружил, что она открыта. На пороге стоял юноша, сжимая в обеих руках какие-то угловатые предметы.

Барук в любую секунду ожидал, что Воркан его нагонит, поэтому рванулся к двери. Мальчик замахнулся, а затем выбросил вперёд сперва правую руку, затем — левую. Алхимик упал у двери, а над ним пролетели два кирпича. Он услышал, что оба попали в женщину позади: один с хрустом, другой — с треском. Треск сопровождала ярко-алая вспышка.

От удара об пол воздух вышибло из лёгких. Несколько секунд Барук мучительно пытался вздохнуть. Он перекатился на спину. Воркан неподвижно лежала практически у его ног. Затем в поле зрения алхимика появилось лицо мальчика — покрытое потом, нахмуренное и встревоженное.

— Вы алхимик Барук?

Тот кивнул. Мальчик вздохнул, затем ухмыльнулся.

— Вы живы. Это хорошо. Раллик меня послал вас предупредить.

Барук сел.

— Ведьма! — прохрипел он и указал рукой. — Позаботься о ней, пожалуйста.

Алхимик увидел, как мальчик присел рядом с Дэрудан, и почувствовал, что силы медленно возвращаются.

— Дышит, — объявил Крокус. — В ней нож, и, похоже, он покрыт каким-то соком. — Он потянулся к лезвию.

— Нет! — закричал Барук.

Крокус испуганно отскочил.

— Яд, — объяснил алхимик, поднимаясь на ноги. — Помоги мне, живо. — Через несколько секунд он уже встал на колени рядом с Дэрудан. Быстрый взгляд на густую субстанцию, покрывавшую лезвие ножа, подтвердил подозрение Барука. — Белый паральт.

— Это ведь паук такой?

Барук положил руку на Дэрудан.

— Удивительные познания, мальчик, — заметил он. — К счастью, она — в доме единственного человека в городе, у которого есть противоядие. — Барук пробормотал что-то, и в его руке появился фиал.

— Раллик говорил, что от белого паральта нет противоядия.

— Этот секрет я раскрываю неохотно. — Барук откупорил фиал и вылил его содержимое в рот ведьме, которая тут же зашлась кашлем. Когда дыхание Дэрудан выровнялось, Барук распрямился и посмотрел на Крокуса. — Похоже, ты хорошо знаком с Ралликом. Как тебя зовут?

— Крокус. Маммот был моим дядей. Я видел, как он погиб.

Веки Дэрудан затрепетали. Она открыла глаза и лениво улыбнулась.

— Мне нравится то, что я вижу, так? — слабо проговорила она.

Барук улыбнулся в ответ.

— Именно так, дорогая моя. Однако я не могу претендовать на славу победителя Воркан. Эта честь принадлежит Крокусу, племяннику Маммота.

Дэрудан перевела взгляд на юношу.

— А-а, тот самый, на которого я чуть не наступила сегодня вечером. — Её веселье быстро улетучилось. — Мне очень жаль Маммота, дитя.

— Мне тоже, — ответил юноша.

Барук поднялся, обернулся и внезапно разразился проклятиями. Тело Воркан исчезло.

— Сбежала! — Алхимик подбежал к тисте анди и склонился. Та была мертва. — Скоро я узнаю твоё имя, — прошептал Барук, — и я тебя не забуду.

— Мне пора! — заявил Крокус.

Барука удивил внезапный страх, отразившийся на лице мальчика.

— То есть, — замялся Крокус, — если тут уже всё закончилось…

— Я полагаю, закончилось, — ответил алхимик. — Благодарю тебя, Крокус, за умелое метание кирпичей.

Мальчик подошёл к двери. Остановился, подбросил в воздух монету. Поймал и натянуто улыбнулся.

— Наверное, просто повезло, — сказал он и вышел.

Капитан Паран присел у кровати Колла.

— Всё ещё спит, — заметил он, поднялся и посмотрел на Скворца. — Начинай.

Калам и двое сапёров присоединились к ним несколько минут назад. «Пока что — без потерь», — подумал сержант, хотя доспехи капитана были изломаны, а выражение, с которым он вошёл в комнату с телом Лорн на руках, подсказало Скворцу, что не стоит сейчас лезть в душу Парану. Тело адъюнкта теперь лежало на второй кровати, неподвижное и бледное, на бескровных губах застыла горькая усмешка.

Сержант посмотрел на каждого в тесной комнатке — лица, которые он так хорошо знал, все взгляды устремлены на него, все ждут. Глаза Скворца задержались на Жаль — или Апсалар, как девочка теперь себя называла. Что бы там с ней ни сделал Молоток, это была совсем не та женщина, которую сержант знал раньше. В чём-то меньше, но в чём-то больше прежней. Даже сам Молоток не очень хорошо понимал, что именно сделал. Высвободились некоторые воспоминания и навыки, но с ними — жестокое знание. В глазах женщины таилась боль, рождённая годами ужаса, — но, похоже, она держится, нашла в себе силы, способность жить с пониманием того, чем была. При встрече она только и сказала: «Я хочу вернуться домой, сержант».