Роджер Желязны - Девять принцев Эмбера - английский и русский параллельные тексты

Когда же мрак придет и в сам Эмбер, я знал, что Эрик горько пожалеет о том, что со мной сделал. Это я твердо знал, и только это утешало меня.

Thus began my days of darkness, and I had no way of measuring their passage. Even if I had had eyes, I could not have distinguished day from night in that place.

Time went on its way, ignoring me. There were occasions when I broke into a sweat over this and shivered. Had I been there months? Only hours? Or weeks? Or had it been years?

I forgot all ahout time. I slept, I paced (I knew exactly where to place my feet and when to turn), and I reflected upon things I had done and hadn't done. Sometimes I would sit cross-legged and breathe slowly and deeply, and empty my mind and keep it that way for as long as I could. This helped-thinking of nothing.

Так начались дни тьмы, и я не мог измерить их течение. Даже если бы у меня были глаза, я не смог бы отличить день от ночи в этом мрачном подземелье.

Время шло своим путем, ему не было до меня дела. Иногда меня бил озноб, когда я задумывался об этом, и я весь дрожал в холодном поту. Провел ли я здесь несколько месяцев? Или часов? А может быть, лет? Или недель?

Я позабыл все, что касалось времени. Я спал, бродил (я уже точно знал, куда надо поставить ногу и где повернуть) и думал обо всем, что сделал и чего не успел в своей жизни. Иногда я сидел, скрестив ноги, дыша ровно и глубоко, опустошая свой мозг, находясь в прострации так долго, как только мог. это помогало — ни о чем не думать, и думать ни о чем.

Eric had been clever. Although the power lived within me, now it was useless. A blind man cannot walk among Shadows.

My beard had grown down to my chest and my hair was long. I was always hungry at first, but after a time my appetite waned. Sometimes I grew dizzy when I stood up too rapidly.

I could still see, in my nightmares, but this hurt me even more when I awakened.

Later, though, I felt somewhat distant from the events which had led up to this. It was almost as though they had happened to a different person. And this, too, was true.

Эрик был умен. Хотя сила жила во мне, сейчас она была бесполезна. Слепец не может управлять Отражениями.

Борода выросла до груди и волосы щекотали спину. Сначала я все время был голоден, но затем аппетит пропал. Иногда, когда я вставал слишком резко, кружилась голова. Я все еще мог видеть, но только в кошмарных снах, и мне становилось еще горше, когда я просыпался.

Позже, однако, я стал почти забывать события, приведшие меня к слепоте. Я смотрел на них со стороны, как будто это было не со мной, а с посторонним человеком.

I had lost a lot of weight. I could visualize myself, pallid and thin. I couldn't even cry, though I felt like it a couple of times. There was something wrong with my tear ducts. It was a dreadful thing that any man should be brought to this.

Then one day there came a light scratching upon the door. I ignored it.

It came again, and still I did not respond.

Я очень много потерял в весе. Я старался представить сам себя, изможденного и худого. Я не мог даже плакать, хотя несколько раз чувствовал, что мне очень хочется это сделать. Что-то не в порядке даже со слезными протоками. Страшно, что человека можно довести до такого состояния.

Однажды в дверь тихо-тихо поскреблись. Я не обратил на это внимания.

Снова раздался тот же звук, и вновь я не отреагировал.

Then I heard my name whispered, in the interrogative.

I crossed the cell.

“Yes?” I replied.

“It's me, Rein,” he said. “How are you?”

I laughed at that.

Затем я услышал свое имя, произнесенное слабым вопросительным шепотом.

Я пересек камеру:

— Да?

— Это я, Рейн. Как вы тут?

Я расхохотался:

“Fine! Oh just fine!” I said. “Steak and champagne every night, and dancing girls. God! You should make the scene sometime!”

“I'm sorry,” he said, “that there is nothing I can do for you,” and I could feel the pain in his voice.

“I know,” I said.

“I would if I could,” he told me.

— Прекрасно! Ох, лучше не придумаешь! Бифштексы с шампанским каждую ночь и куча девочек! Боже! Ну и вопросы ты задаешь!

— Простите, — сказал он, что я ничего не могу сделать для вас.

Я услышал боль в его голосе.

— Знаю, — ответил я.

— Если б мог, я сделал все.

“I know that, too.”

“I brought you something. Here.”

The little gate at the bottom of the cell door creaked slightly as it swung inward several times.

“What is it?” I asked.

— И это знаю.

— Я тут кое-что принес. Возьмите.

Маленькое окошко у пола скрипнуло, открываясь.

— Что здесь? — спросил я.

“Some clean clothes,” he said, “and three loaves of fresh bread, a head of cheese, some beef, two bottles of wine, a carton of cigarettes, and a lot of matches.”

My voice caught in my throat.

“Thanks, Rein. You're all right. How did you arrange this?”

— Чистая одежда. И три буханки свежего хлеба, головка сыра, немного говядины, две бутылки вина, блок сигарет и много спичек.

Голос мой сел от волнения, в горле пере сохло.

— Спасибо, Рейн. Ты хороший. Как тебе удалось все это?

“I know the guard who's standing duty this shift. He won't talk. He owes me too much.”

“He might try to cancel his debts by squealing,” I said. “So don't do it again-much as I appreciate it. Needless to say, I'll dispose of the evidence.”

“I wish it had turned out different, Corwin.”

— Я знаю стражника, который стоит на часах в эту смену. Он будет молчать, слишком многим он мне обязан.

— Смотри, как бы ему не пришло в голову заплатить все долги сразу — одним доносом, — предостерег его я, — Так что, хоть я и очень тебе благодарен, лучше больше так не рискуй. Можно не говорить, что все, что может тебя выдать, я уничтожу.