Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Ей хватает мудрости, чтобы этого не делать.

«Хорошо», – думаю я.

Она не одобряет это, но все равно позволяет ему. Премьер-министр – наш лучший союзник, и она должна быть с ним вежливой. Даже несмотря на то, что он предложил мне работу.

Они о чем-то переговариваются, понизив голоса, чтобы их не было слышно. Надеюсь, она поставит его в курс о письме, которое написала Айрис. Не для того, чтобы получить его разрешение, а чтобы показать свои намерения. Я даже не сомневаюсь, что письмо будет перехвачено и прочитано, и предпочла бы, чтобы премьер заранее узнал, что именно задумала Эви.

Птолемус и Рен коротко беседуют с Кармадоном. На их вкус он слишком разговорчив, но мне нравится его общество. Я улыбаюсь, когда он берет меня за руки, с искренней улыбкой глядя на мое яркое платье.

– Вы похожи на восход зимнего солнца, леди Хейвен, – говорит он, целуя меня в щеку.

– Ну, должен же хоть кто-то добавить сюда ярких красок, – отвечаю я, окидывая взглядом его белый костюм.

Он в шутку грозит мне темным пальцем.

– Обязательно навестите нас после того, как все будет кончено и вы поселитесь в городе.

– Разумеется. Как угодно премьеру, – добавляю я, делая реверанс, который делала с тех пор, как научилась ходить.

– Как угодно всем нам, – тихо бормочет он. Он даже подмигивает, верный своему характеру. Но за его обычной шуткой кроется что-то еще. Более глубокое признание.

Интересно, чувствует ли он сходство, которое чувствую я? По сравнению с ним я ребенок, Кармадон старше меня на три десятилетия. Но мы оба родились в мирах, отличных от того, в котором живем сейчас. И оба любим тех, кого нам нельзя было любить при старых порядках. Великих людей, отбрасывающих длинные тени. И оба мы довольны, если не счастливы, стоять в их тени.

Вот как можно описать Эванжелину. Она величественная. Сильная, даже безжалостная. И, бесспорно, она великолепна. Не только на поле боя – она, мягко говоря, очень грозный противник. И ее письмо тому доказательство. Я вижу это даже в моменты ее слабости. Ее способность двигаться вперед – и добиваться своего – там, где большинство людей опустило бы руки. Не в первый раз за сегодняшний день я ловлю себя на том, что смотрю на нее. Она все еще перешептывается с премьером. Кармадон проследил за направлением моего взгляда, но его глаза метнулись к мужу. Мы наблюдаем за ними, глядя на извилистую тропинку, которой не видно конца.

«Куда эти люди приведут нас?»

Неважно.

«Я всегда буду идти вслед за ней».

Премьер-министр просто берет меня за руку, когда я прохожу мимо. Мы обмениваемся приветственными кивками, но не более того.

– Скоро мы поговорим, – тихо говорит он, и я понимаю, что он имеет в виду.

Предложение о работе.

Его слова не ускользают от внимания Эванжелины, хотя она уже поднимается в самолет. На мгновение она замирает, ее спина напрягается, а металлическая накидка идет волнами, как потревоженная водная гладь.

– Да, – говорю я премьеру, хотя бы из вежливости.

Честно говоря, мне хочется толкнуть его за его наглость.

Сейчас мне меньше всего хочется еще сильнее обострять отношения с Эванжелиной. Это будет непросто.

Эванжелина

Мне нужно поспать.

До Разломов лететь несколько часов над плоскими, пустыми полями Прерий, а затем извилистыми границами Спорной территории. Сейчас слишком темно, чтобы пытаться разглядеть что-то в иллюминаторе, и даже звезды кажутся далекими и тусклыми. Я не смогу сказать, когда мы пересечем границу бывшего королевства моего отца и окажемся там, где я выросла. С тех пор, как я в последний раз переступала порог Ридж-хауса, родового дома моей семьи, прошло несколько месяцев. До того, как умер мой отец, до того, как пал Археон. До того, как я была свободна любить того, кого выбрала сама, и идти туда, куда хочется мне. Поместье прекрасно. Там можно было скрыться от острой, как бритва, жизни двора. Но также оно было тюрьмой.

Элейн дремлет у меня на плече, прижавшись щекой к мягкой коже моего пальто. Когда она спит, ее способности исчезают и обычно окружающее ее сияние исчезает. Я не против. В любом случае она выглядит прелестно. И мне нравится, что у меня есть возможность заглянуть за щит мягкого света и идеального цвета лица, которым она всегда себя окружает. В такие моменты она уязвима, и это значит, что она чувствует себя в безопасности.

Вот почему я это делаю. И эта причина для меня важнее всех остальных. Я хочу, чтобы она была в безопасности.