Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

— Он великий человек, — еле слышно признал он — почему-то стыдно было говорить это вслух. — И я знаю, что от него зависит эта война и… Всё такое. Но также я знаю, что ему наплевать на меня. Из-за меня он не стал бы задерживаться. Не надеется же он отыскать у этого жирного слизня…

— Тихо, тихо… Тут везде рабы.

— …отыскать у Люв-Эйха разгадку морского чудища?

— Может, и так. Не нам судить. Просто жди и помогай ему, если потребуешься.

— Я не могу так, агх, — с горящими щеками выдохнул Ривэн; из него точно вырвали пробку, и молчать дальше не было мочи. — Боги видят, и Прародитель миншийцев тоже — не могу!.. Хоть бы одно слово, один взгляд не как на пустое место… Почему он говорит с тобой, почему смеётся шуткам Ван-Дир-Го? И почему от этого так больно?… О, проклятое место!.. — и, уронив голову на руки, Ривэн запустил в волосы пальцы. Его трясло.

Он не впервые в жизни сгоряча признавался в вещах, в которых не хотел признаваться, — но никогда его так не колотило.

Бадвагур долго молчал, тактично выжидая. Потом посоветовал:

— Поговори с ним. Подойди и поговори завтра. Он тебя выслушает и всё объяснит.

— Нет, — куда-то в землю промычал Ривэн. Он мечтал съёжиться до размеров пятнистого трёхглазого щенка из коллекции Люв-Эйха и уползти, скуля, под скамью. — Не выслушает. Он же — он, а я… Скажи, вот что ты сделал? После чего он начал тебя уважать? Это же невозможно, нереально просто, будь он проклят!..

— Ты выпил лишнего, Ривэн, — успокоительно произнёс Бадвагур. — И ещё эти горы пряностей, да и за своих боишься… Иди-ка лучше выспись хорошенько.

— Нет, сначала ответь мне! Что ты сделал?

Бадвагур снова какое-то время не отвечал. Ривэну эти несколько секунд показались вечностью; ему вдруг стало холодно, несмотря на духоту.

— Я убил для него.

Их было много. Навстречу вышли не только лисы.

Конечно, лисы тоже были — и лимонно-жёлтые, и серебристо-чёрные, и просто рыжие, к каким Тааль привыкла. По округе, видимо, разбросалось полно их нор, и теперь они, бесшумно ступая тонкими лапками, сходились на большую, заросшую папоротником поляну. Острые мордочки поднимались вверх, носы алчно втягивали воздух — чуяли кровь, которой пропитался листок исцели-дерева на ране Турия: Тааль всё-таки нашла его и сорвала по пути.

Тааль слышала, как они дышат. И даже то, как горят их золотистые глаза — скорее слышала, чем видела, будто горение обладало собственным, низко-урчащим звуком. Слышала она и каменных скорпионов — они расползлись тут же, по корням и кочкам, и совсем не боялись странных лисиц.

Она слышала, как сдвинулась тишина, когда незнакомая толстая птица на ветке (сидела, нахохлившись сизым шаром с малиновой грудкой), наклонила набок головку. Или когда где-то чуть дальше, глубоко в зарослях, поднял рогатую голову олень.

Всё это были не просто звери. Они приближались, смотрели и ждали. Кровь приманила, конечно, одних лис, но взгляды у всех были вполне осмысленными. Тааль замутило от страха.

Она вспомнила, что Ведающий говорил о придвигающейся Пустыне, о Хаосе, о нарушенной гармонии. Вот она, эта несчастная нарушенная гармония — бессловесные твари, которые смотрят, будто…

Будто то существо из сна. Уродливое ущество с синими до черноты глазами, с длинными паучьими пальцами.

Тааль до сих пор не призналась себе, что в других снах уже слышала его голос. Повторяла мысленно, что ей показалось. Почему-то стыдно было обсуждать это с Гаудрун, а с Турием и подавно… Разве что Эоле может помочь, пусть и после тысячи глупых шуток. Может, хоть он объяснит, зачем по ночам к ней в голову приходит неведомый, страшный враг?

Тааль съёжилась на плече у Турия; Гаудрун напряжённо застыла с ней рядом. Слышно было, как колотится под ворохом перьев её маленькое храброе сердце.

Лис, который привёл их, жёлтой молнией метнулся к своим — и, смешавшись со стаей, явно испытал облегчение. Несколько других сразу обнюхали его и, фыркнув, выразили неудовольствие.

— Их так много, — шепнула Гаудрун, еле шевеля клювом, но Тааль слышала так, словно она распевает в полный голос, чествуя какой-нибудь бой. — Они и конягу повалят, если вздумают.

— Без сомнения, Гаудрун-Олгли, — спокойно отозвался кентавр. Он смотрел на стаю без отрыва и без малейшего страха. — И я всё слышу.

— Лучше скажи, чего они хотят, — огрызнулась Гаудрун, — раз ты такой умный.