Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

В эти дни в Энтор съезжались все — рыцари и лорды со своими воинами, рекруты из крестьян, отряды наёмников и добровольцев, ищущих славы (на словах) и денег (на деле). Пришло и подкрепление из Феорна; увидев жёлтые знамёна с лаской и услышав забавную чужую речь, лишь отдалённо напоминавшую дорелийскую, Вилтор впервые после ухода Доры по-настоящему обрадовался. Город в тот день вообще веселился, как мог: специально ради долгожданных союзников открылись на пару дней некоторые таверны и лавки; знатные дамы разбрасывали на пути феорнских всадников ленточки и засушенные (всё же зима) цветы. Феорн привёл довольно большое войско, а потом добрели и ещё шесть-семь сотен — их задержали снежные завалы.

Армия была громоздкой и медлительной, совсем как Вилтор; её сопровождал, разумеется, и обоз с провиантом, но лорд Заэру не обольщался на этот счёт — надолго его не хватит. Всю эту толпу следовало разместить и прокормить до тех пор, пока в ней не возникнет необходимость, — так что у лорда и других королевских советников вместе с чувством триумфа появились и новые поводы для головной боли.

Но и жители Дорелии требовали не меньших затрат. Королевские казначеи и дворецкие, главы ремесленных цехов и гильдий, лавочники сбивались с ног, пытаясь достойно содержать наводнивших Энтор солдат. Кузнецы не отрывались от наковален и только лбы отирали, с тоской вспоминая легенды о гномах: вот уж не помешали бы сейчас, видит огненный Шейиз, их чудесные молоты… (Старики, впрочем, поговаривают, что бородатые кузнецы до сих пор живут себе под Старыми горами, только вот с людьми не водятся). Непритязательное простонародье из пехоты, лучники, оруженосцы — это ещё полбеды, но вот рыцари (что местные, что феорнские) — сущее наказание. Одному подковать лошадь, другому исправить повреждённый нагрудник, третьему срочно понадобился запасной меч, да непременно с львиной головой на рукояти… И зачем, казалось бы, в бою эта голова?… Как и дубовые листья или странные орнаменты на щитах и шлемах — многим рыцарям было уже мало родовых гербов. Такие жалобы Вилтор постоянно слышал от кузнецов, когда, измученный до тюфячного состояния, брёл домой с тренировок.

Обучал его рыцарь, под руководство которому досталось три десятка безусых новобранцев. Среди них Вилтор был одним из самых взрослых и благополучных. Преобладали крестьяне, но затесалась парочка знакомых горожан (сыновья торговцев) и даже один бродяга — огненно-рыжий, как леди Синна, и болтливый, как Ривэн. Гоннат и сам, впрочем, был из простых: рыцарский титул достался ему не по рождению, а за многолетнюю достойную службу оруженосцем. Так что особых трудностей не возникало: он гонял подопечных с утра до ночи, как умел и как когда-то гоняли его самого. Однако ему можно было только посочувствовать. Вилтора иногда удивляло терпение и добродушие Гонната — как только проходило головокружение от собственной воображаемой доблести… На его месте он бы, должно быть, сто раз уже отправил себя в вонючую пасть земляной Дарекры.

То была, конечно, не королевская гвардия и даже не какой-нибудь элитный отряд из придворной молодёжи (куда, к слову, пролезла большая часть Когтей). Но Вилтор с этим смирился; больше того — со временем ему стало даже нравиться. На зимнем морозе он бегал и отжимался, до онемения рук махал мечом и рубил чучела, набитые соломой. О сидре и эле думать не приходилось: во-первых, их продавали всё реже, а во-вторых — сил после такого хватало только на сон.

Мать плакала по ночам, наблюдая, как уменьшаются щёки Вилтора. Господин аи Мейго сиял от гордости: его сын стал настоящим мужчиной и исполнял воинский долг. Сам Вилтор и представлять не пытался, что будет, когда он столкнётся с настоящими альсунгцами вместо Гонната или чучел. После Чёрной Немочи, в лихорадке которой он полетал под кучей чужих небес (точно попал внутрь песен Линтьеля), Вилтор решил не задумываться о далёком будущем. Он жив, он готов мстить Альсунгу за Дору и тёмное колдовство. А всё остальное не так уж важно.

Новость о подвиге защитников Шишечки-Зантиэ и ещё шести северо-восточных крепостей Вилтор воспринял достаточно спокойно: а разве могло быть иначе, если лорд Дагал лично приглядывал за этим?… Истерическое торжество, охватившее двор после этой отбитой атаки (говорят, король поймал старика лорда в коридоре и прилюдно расцеловал его в обе щеки), было Вилтору непонятно. Мать в тот вечер, помнится, своими руками затопила печь и подала к столу витой крендель — тот, что всегда нравился Доре… У отца опять увлажнились глаза. Вилтор тогда не выдержал и ушёл к себе в комнату.