Но Санктина сейчас вовсе не героиня, словно она не воспринимает себя, словно она не является больше той, которая пришла сюда, словно скинула с себя личность, как одежду, и просто рассказывает историю. Так может папа, но Санктина кажется совершенно не приспособленной к такому разделению, оттого оно выглядит мучительным. Взгляд у нее обращен к Кассию, словно она плохая актриса, выбравшая одного из зрителей, чтобы не волноваться, говоря.
— Я пожалела о своем обещании. Но в тот момент я не могла поступить по-другому. Мне казалось, что я способна на все, лишь бы не возвращаться, моя милая. Я так хотела снова увидеть твое лицо, хотя бы на фотографии. Я так хотела увидеть солнце. Я так хотела, чтобы перестало быть больно. Я не испытывала жалости к еще не рожденному мной ребенку. И тем более я не испытывала жалости к миру. Я ненавидела его за то, что меня там больше нет.
Все слушают ее, никто не перебивает, и я бы тоже не перебил, даже если бы мог. У человека столько боли, что она льется, как будто у Санктины в ее лишенной сердца груди родник.
— Я и тебя обрекла на ужас, который принесет моя дочь. А знаешь, в чем главная проблема, моя Воображала? Я знала, как это сделать, как привести в мир бога. Смерть истончает реальность.
Переход между двумя единицами, думаю я, из минуса в плюс. Из одного нашего мира, в бесконечные миры наших богов, такие разные, но находящиеся… где? Это мне до сих пор не стало понятно.
— Я выносила ребенка, который находился ровно между жизнью и смертью, мертвая мать, живой отец. Я знала, что стоит ей низойти в землю, все начнется. Я только не знала, когда.
А я помню, как все началось. Нисе было больно, вот и все. Всегда есть капля, после которой вода в стакане переливается через край. Одна только капля сдвигает такой большой объем жидкости.
— Все это время я искала способ отыграть все назад. И я поняла, что для этого нужно начать. Чтобы вытащить их из нее, нужно было дать им прорасти. Я бросила ее, потому что думала, что ей будет больно, ведь боль — это и есть ключ.
Но больно ей стало оттого, что ее семья так отличается от моей.
— Я хотела включить ее, — говорит Санктина. В какой-то момент мне кажется, что Грациниан сейчас вцепится ей в горло. Он удивительным образом и невероятно зол, и всецело ей предан. — Я должна была оставить ее в одиночестве. Затем я планировала извлечь из нее их всех. Наверняка, их тысячи. Но у нас есть вечность. Непросто, правда?
— Всегда был простой способ, — говорит папа. — Убить ее.
Я понимаю, что он не хочет этого, просто озвучивает еще один вариант решения проблемы, но Санктина шипит:
— Можешь считать, что я злобная тварь, животное, но я не собиралась этого делать. И если ты хоть пальцем дотронешься до моей дочери…
— Он не будет, Жадина, — говорит мама. Мне странно от того, что взрослые женщины называют друг друга детскими прозвищами. Но в то же время все звучит правильно.
— Все это слишком долго, — говорит Грациниан. — И хотя мы не спешим, нам нужен более простой способ.
— Забавно, — говорит папа. — Сейчас я все угадаю, одну секунду. Вы держите свою дочь взаперти, вытаскивая из нее росток за ростком при помощи, судя по всему, страданий. И кормите ее кровью нашего сына.
— Вносите приз, мы нашли самых лучших родителей года, — смеется Кассий.
Мама говорит совсем тихонько:
— Какой помощи вы хотите?
А я думаю, что это все страшно, но даже хорошо. Хорошо, что Санктина и Грациниан, которые, как я ни старался быть милосердным к ним, казались мне людьми злыми, чудовищными, на самом деле оказываются слабыми, человечными и запутавшимися.
Это намного лучше, потому что всех запутавшихся можно распутать. Я даже не верю в то, что они вправду обращаются с Нисой так, как сказал папа.
Санктина ни маму, ни кого-либо другого не слушает, она говорит, словно завершает свой театральный монолог.
— Я не могла дать тебе ни известия о том, что я жива. Потому что жизнь моя была куплена ценой, которая меня не устраивала. Потому что я не смогла бы соврать тебе больше. Потому что я призналась бы, как тогда, про маму и про папу. Я не могла открыться тебе и никому не могла.
Потому что Санктина просто маленькая девочка, которая не смогла жить со своим выбором.
— Какой помощи вы хотите? — повторяет мама, чуть повысив голос. Она смотрит на меня, и я хочу сказать ей, что у нас есть кое-что важное, нужное, что мне только нужно в минусовую реальность, чтобы узнать, что делать дальше.
Санктина вздрагивает, потом взгляд ее возвращает себе привычный холод, она улыбается, и ничего в ней не остается от запутавшейся девочки, совершившей глупость.
Читать дальше