Так они стоят друг перед другом, Грациниан и Кассий делают по шагу в сторону, папа стоит у Санктины за спиной, и между мамой и ее сестрой не остается преград. Они смотрят друг на друга, взгляд у Санктины словно бы и спокойный, изучающий.
— Ты оставила меня.
— Ты должна была остаться.
И тогда мама бьет ее. Не той рукой, в которой зажат золотой нож, свободной, беззащитной рукой. Санктина не делает никаких попыток избежать удара.
— Кто-то должен был остаться, — заканчивает она. — Я поступила с тобой ужасным образом.
— Ты поступила со мной ужасным образом, заставив меня думать, что ты мертва!
— Я мертва, — говорит Санктина и улыбается, и ее красные губы кажутся мне очень смешными, потому что помада скрывает их смертную обескровленность — Но ты ведь не для этого здесь, правда? Не для меня. Ты здесь, чтобы забрать своего сына.
Она смотрит на меня, глаза у нее совсем холодные, желтее не бывает, но цвет будто тускнеет.
— Я не хочу его убивать. Если бы я хотела, ничто бы не остановило меня.
Мне кажется, она говорит так с мамой специально, словно бы от ее слов маме должно наоборот стать легче. Как будто не сестра перед ней, а враг. Человек неприятный и чужой, мертвый, иной. Мамин взгляд должен спросить «что же с тобой стало?», но он спрашивает «зачем ты меня обманываешь?».
Любовь — это безграничное доверие, мама говорила со мной об этом.
Мама говорит:
— Ты сошла с ума от всего, что с тобой произошло.
— Если тебе приятнее так думать. Люди меняются. Мы с тобой больше не девочки, связывавшие косички, чтобы всегда быть рядом.
Мама смотрит на нее снова, а затем отдает нож Кассию и идет ко мне.
Она садится на колени, и, наконец, я могу увидеть ее без лилий, и мамины руки кажутся мне очень теплыми.
— Марциан, милый, ты не ранен?
Я качаю головой, мне хочется ее успокоить, но оттого, что я молчу, она волнуется еще больше.
— Он не сразу заговорит. Ему нужно время.
Санктина смотрит на нож в руках Кассия задумчиво, словно бы примеривается к покупке. Теперь, когда мама не обращает внимания на нее, Санктина говорит:
— Я не хотела этого.
— Что?
Мамина ладонь прижимается к моему лбу, и теперь мне пахнет не только розами и лилиями, но и фиалками от ее пульса.
Грациниан и папа молчат, словно бы им обоим сказать нечего. Для папы это естественное состояние, когда он не говорит, то словно бы и не существует. Грациниан же выглядит так, словно ему не терпится что-то сказать, но он тщательно и больно прикусывает себе язык. А Кассий выглядит так, будто ему надо выпить, и работу свою он не любит.
— Ты вправду думаешь, что я бы хотела привести в мир богиню? Но я кое-что понимала о мироздании и богах. И только в этом заключалась ценность моей жизни.
— Пусть все умрут сегодня, а я завтра, это не самая лучшая жизненная философия, — говорит папа. — Мне не нравится. Хотя в этом случае, конечно, нужно построить фразу по-другому. Пусть все умрут завтра, а я буду жить сегодня.
Но Санктина даже не удостаивает его взглядом, да и папе явно не интересен ее ответ.
— Мне не хотелось умирать. Все, о чем я думала, попав к Матери Земле — я так не хочу умирать снова, я так не хочу вернуться к Зверю, я так не хочу опять быть там. Я была готова на все, Октавия, чтобы прекратить свои мучения. Что для меня значила еще не существующая дочь? Я дала Матери Земле идею, но она использовала для ее воплощения меня. Я не могла отказаться. Мы с тобой, милая, навсегда были бы разлучены в Непознаваемом. И я подумала, мне нечего терять. Я всеми силами старалась не любить Нису. Она просто расходный материал, думала я. Я заставляла ее страдать, потому что сердечная боль кормила ростки Матери Земли внутри нее. Я скрывала все это от человека, которого я любила. Я жила с этой тайной, все больше понимая, что с каждым днем приближается конец всего, что я знаю. Отсрочка, которую я купила себе, ошалев от боли и страха, оказалась слишком дорогой и не слишком долгой.
Санктина говорит громко, словно бы она актриса в театре, читающая финальный монолог. Я знаю, о чем думает сейчас Юстиниан. Он думает: Санктина композиционно поступает как исповедующаяся злодейка, которую должны заткнуть финальным выстрелом. Интересно, как там Юстиниан? Вот бы услышать его дыхание и дыхание Офеллы снова. Волнение разгоняет мне кровь, но это не очень помогает. Наверное, после четырех месяцев под землей отлично помогает время. Надеюсь, не еще четыре месяца.
Что до Санктины, то Юстиниан в своих мыслях, которые мне так хорошо представляются, совсем не прав. Санктина не злодейка, потому что для себя мы все не злодеи, потому что каждый из нас герой драматический и вызывающий симпатию.
Читать дальше