Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

– Здоров. Вовремя я тебя вытащил.

– Постой, – память возвращалась неохотно, Мертвец огляделся еще раз. Он лежал на полу небольшой комнатки без окон, без мебели, со стенами из неструганых досок. Дверь полуоткрыта, из-за нее доносится невнятный гул голосов. Мертвец приподнял голову, оглядывая себя – цел, почти невредим. А ведь миг назад находился в самом центре схватки, его окружили в тесном подземном коридоре со всех сторон, в него втыкали копья и стрелы, пороли мечами и резали саблями. Почти не обращая внимания на это, прорывался, расчищая дорогу мечами, добытыми в битве, жаждая добраться до Пахолика, спешащего отгородиться бесконечной вереницей стражей и уйти, сгинуть во мраке наступающей ночи. Спастись от не ведающего жалости наемника, приговорившего юношу, так быстро и так жестоко возмущавшего, к смерти. Объявившего ему в лицо об этом.

Как быстро зарастали его раны, но как трудно рубцевалась единственная, свербящая мукой последние дни. Дума о царевиче, объявившим себя новым правителем Кривии, жаждущим дорваться до Тербицы как три года назад, но только теперь имеющим армию и поддержку простецов, и неумолимо, город за городом, приближавшийся к осуществлению заветной мечты. Стиравший всякого воспротивившегося в прах, всякого, надоевшего в пепел, поднимавшего восстание в городах и весях с тем, чтобы огнем и мечом, еще раз пройтись по только начавшей приходить в себя стране, дорваться до престола, дорваться, даже не с тем, чтоб царствовать, но куда более – чтоб отмстить.

Наемник тряхнул головой, мысли приходили в движение, разгонялись в черепе, он припоминал свои чувства, ощущения, вплоть до самого последнего мига, когда, в самый разгар схватки, своды вертлявого коридора, обрушились на него, дабы погрести проклятого противника, саму память о нем, как прежде стирали память о других, из столь ненавистного Пахолику прошлого. В котором он был слаб и беспомощен. И за которое хотел рассчитаться со всеми, кто одним видом напомнит о нем.

– Ремета, постой, – повторил наемник. – как ты здесь оказался? И где княжич? – Старик в ответ хмыкнул:

– Ты хоть видишь, где находишься? Ну так погляди по сторонам. Я вытащил тебя из такой гущи, что еще мгновение и тебя бы изрезали в куски. Зачем ты полез рубить этого безмозглого выродка? Царь приказал? Или самому в голову пришло? – наемник сел на полу, попытался встать и тут только заметил стрелу, торчавшую в боку. – Не тронь, она отравлена. Не вытащи я тебя, плакало бы наше соглашение.

– Я хотел остановить безумца.

– Хвала небу, я тебя остановил прежде. Мы сейчас в Шате, в доме одного ратника.

– Ты не шутишь?

– А зачем мне это понадобилось? Я сказал, что призову тебя, вот и призвал.

– Ты мог дать мне время убить Пахолика, – зло ответил Мертвец. – Я уж подбирался к нему. И что мне стрелы, таких я вытаскивал в бою не меньше дюжины. Вытащу и эту. И почему Шат, куда мы теперь?

– Не трогай, – но было поздно, Мертвец уже вытащил стрелу, и скривившись от нахлынувшей боли, разглядывал ее шипастый оконечник.

– Ничего меня не берет. – продолжил он. – Не знаю, кого в том винить, тебя или того змия в подвалах Метоха, – голова закружилась внезапно. Неструганые доски поплыли перед глазами, голос отшельника то приходил, то уходил. Последнее, что он услышал было:

– Я же сказал, не трогай. Болван самодовольный, теперь столько времени потеряем. А нам надо спешить.

Мертвец очнулся в постели, рывком поднялся и огляделся. Кажется, тот же дом, знакомые некрашеные доски, наспех вбитые меж бревен – будто хозяин приходил домой лишь переночевать да сменить одежду. Грубая мебель – лари, полки, сундуки – да потухшая курительница в углу. Потянувшись, он глянул в окно: через бычий пузырь смутно виделась дорога, уходящая в недалекий лесок, взъерошенный недавним снегопадом. Он отворил крохотное оконце, в комнату ворвался колючий северный ветер. Окраина города, если это действительно Шат, как говорил Ремета, вчера или… да, верно, вчера. День только зачинался, сквозь прорехи облаков виднелось тусклое зимнее солнце, никак не желавшее греть студеную землю. Вдали стояли кособокие, вросшие в землю домики, за покосившимися заборчиками, пашни. Значит, он действительно в сотне миль от того места, где он находился вчера, самозабвенно прорубаясь…

Мертвец покачал головой. Зачем Ремете понадобилось срывать его вот так вот, когда наемник видел себя почти у цели? Или действительно его могли убить, а хитрый схимник боялся снова вытаскивать его из междумирья, опасаясь потерять договорщика? И, когда он вырвал стрелу – ныне от глубокой рваной раны даже следа не осталось – были то чары самого сына божьего или действительно яд закружил голову? Вряд ли Ремета ответит на этот вопрос.