Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

– Что происходит? – он ошибся: Пахолик вышел в галерею из другой комнаты, пусть и расположенной недалеко от главной в галерее. Мертвец убил еще двоих прежде, чем понял, что сражаться пока не с кем – все воины оказались возле царевича, окружив того плотным кольцом.

– Здравствуй, княжич, – сдерживая дыхание, произнес Мертвец. – Ты сильно изменился за последние три года.

К царевичу все подбегали и подбегали загдийцы. Уже сейчас их число выросло до двух десятков. Сколько их всего в здании? А сколько снаружи? Он выбрал неудачную ставку на страх – его здесь не чувствовалось. Лишь решимость умереть за царя. Чтобы добраться до Пахолика, ему придется перебить их всех.

– Мертвец. Я знал, что ты придешь за мной, рано или поздно. Как видишь, я готов тебя встретить. Ведь ты же не просто так.

– Конечно нет. Меня послал царь Бийца, выплатив двести монет задатка, – ответствовал наемник. – Немного, не находишь?

– Да, он не ценит ни мою жизнь, ни свою. Твою тем более. Ты думаешь убить меня?

– Я не хотел тебя убивать, отправляясь в путь. Пришел лишь увидеть. Да поговорить со старым другом Дориношей.

– Тем, кто отправил тебя в каменоломню? У меня есть Дориноша, мой верный телохранитель. Позвать его? – и хлопнув в ладони, крикнул: – Дориноша, ко мне.

Мгновения не прошло, как подле Пахолика вырос кряжистый загдиец, нисколько не схожий с прежним носителем этого имени, разве только ростом. Он нависал над царевичем, сжимая в каждой руке по сабле, гора мышц, готовая рубить и резать по одному слову хозяина. Царевич удовлетворенно оглянулся на возникшую позади фигуру, перевел взгляд на Мертвеца.

Он сильно изменился за истекшие годы, заметно вытянулся, да еще спал с лица, прежняя опухлость щек и рук сменилась жилистостью; Пахолик походил на туго затянутый пеньковый канат. Невысокого роста, едва ли на голову выше себя прежнего, царевич буквально излучал лютую решимость, передававшуюся всем окрест, да еще ненависть, сочившуюся из пор. Особенно сейчас, при взгляде на того, кого он считал давно ушедшим из этого мира. И еще странное Мертвец заметил во взгляде – затаенный страх, никак не вяжущийся с обликом закованного в броню повелителя, окруженного стаей верных воинов.

– Ты доволен моим Дориношей, это уже четвертый, – крикнул он, срывая голос.

– А что подлинный? – спросил наемник. Царевич хохотнул.

– Он в прошлом. Как всё остальное и все остальные. И ты тоже, Мертвец, ведь ты за прошлым пришел сюда?

Вокруг Пахолика кольцо воинов еще более уплотнилось, в сад выбежало около десятка лучников и копейщиков, а в галерею со стороны лестницы проникли несколько хорошо вооруженных людей, поднятых по тревоге, расходившейся теперь волнами от дома, вовлекающей в себя все новых и новых защитников «народного царя». Они спешили на помощь, вооружаясь на ходу, торопились защитить своего хозяина, своего вожака, число их множилось с каждым мгновением. А Мертвец все разглядывал Пахолика, выискивая в странно переменившимся лице узнаваемые черты.

– Я думал увидеть тебя, – коротко произнес наемник.

– Увидел, значит, – подвел итог царевич. – И каков я тебе? – а затем, без перехода. – Нагляделся? Это твоя черта, наемник, все к чему ты прикасаешься, становится либо мертвым, либо вот таким. Я проклинаю тебя за все, что ты со мной сделал, проклинаю! Лучше бы ты оставил мою душу на жор Жнецу.

– Теперь я и сам жалею о сделанном, – медленно произнес Мертвец.

– Поздно! – крикнул царевич. – Слишком поздно. Кривия, принимай меня такой, каков теперь есть твой царь, – и своим воинам: – А вы, разорвите его! Живо!

К наемнику бросились со всех сторон. Тетивы зазвенели, выпуская стрелы, он рухнул на пол, стрелы прошли всего в нескольких вершках от тела, утыкав стену. Тотчас поднялся, бросился на нападавших со стороны Пахолика, прорубая путь. Мысли остановились, сознание ускорилось, казалось, он смотрит со стороны на себя, каждым взмахом обрывающего чью-то жизнь. Отмечает странные особенности сознания: сейчас Мертвец всем телом ощущал опасность, исходившую от стремительно окружающих его людей, мигом он постигал, как справиться с ней, что предпринять, как увернуться, и тотчас делал это. Он превратился в заостренный щит, отмахиваясь и от копий, устремившихся к нему сзади, и от стел, взлетавших на галерею, и от мечей и топоров, пытавшихся дорубиться до его тела. Иногда им удавалось это сделать, как странно, сколь малое внимание уделял Мертвец своим ранам. Будто опьяненный белладонной, он рвался к царевичу, прорубаясь сквозь частокол людей, сбрасывая их в сад, кидая на ощетинившихся копьями врагов, освобождая больше пространства, выбирая его так, чтоб стена находилась всегда у бока, а загдийцы сами закрывали его от беспрерывно атакующих стрел, иногда попадаясь тем на пути. И падая, падая, снова падая у ног Мертвеца.