Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

Три армии обрушат небосвод.

В крови увязнет край, что на закате,

И засмердят от трупов города.

Падет тогда последняя помеха,

И явится черненая луна.

Откроют жерла спящие вулканы,

Неприкасаемый лишится головы,

На берег выкинут чудовищ океаны,

Эпоха сменится – придет сезон войны!

– Представляешь, сколько бед случится, если пророчество сбудется? Сколько невинных душ мы потеряем? Надеюсь, теперь тебе легче понять причины, по которым мы боремся с этой заразой и почему необходимы все эти жесткие меры.

– И вы верите какому-то стишку? – удивился Дементий.

– Какой-то стишок?! – поперхнулся вином Инок. – Отрок, сказанное ведьмой перед смертью обладает особой силой, чтобы от него можно было так просто отмахнуться.

Юноша пригубил из кубка и отошел от стола. Послушник раздраженно пожал плечами, отставил от себя с заметным сожалением кувшин и повел воина к лестнице.

Они спустились на несколько пролетов и вошли в пыточную. В неровном свете, идущем от углей жаровни, мерещились былинные чудища, вдоль стен угадывались устрашающие приспособления. К одному из столбов, поддерживающих свод, была прикована обнаженная девушка, в которой Дементий узнал пленницу. При виде ее он заметно побледнел. Только теперь осознал, что за допрос ожидал и пленницу, и… его. Два на вид крепких послушника вышли из тени и встали позади него.

Инок подошел к девушке, провел по ее телу от горла вниз пальцами, обернулся и сказал:

– Пожалуй, начнем. Крепись, приятного в этом деле мало. Пока без инструмента, так, по старинке. Однако колдовство должно быть истреблено, сорняки выполоты, иначе с чем мы встретим Неназываемого? Кого он возьмет с собой, когда Артрия падет в тартарары?

Палач достал из жаровни раскаленные щипцы и прижал к телу жертвы. Раздался крик. Глаза Дементия заметались. Ему не нравилось происходящее все больше и больше. Неужели Вера требовала этого?

– С кем на встречу ты шла, милая? – проворковал Инок в самое ухо девушке. Та застонала и попыталась отстраниться, ее тело изогнулось, но тщетно. – Стойкая, но глупая. Разве следует так себя не любить? Ответь на вопросы, и закончим наши посиделки.

И снова ожег ее тело, а потом задал тот же вопрос, и повторил так несколько раз. Тяжелый воздух темницы заполнился запахами жженой кожи, пота, мочи и страха. От каждого крика Дементий вздрагивал всем телом. Зачем надо мучить девушку? Зачем пытать подобным образом? В какой-то момент он отключился, но ненадолго, голос Инока привел его в чувство.

– Кстати, Дементий, ты же толком не знаком с этой девицей, а вернее… женщиной, хоть и, несомненно, о ней слышал, – дознаватель сделал паузу. – Хочу представить тебе дочь владетеля Боровицы, Лаету из Батувских, твою нареченную. Ты совершил поистине невероятное, – продолжал изувер испытывать его на прочность, то ли усмехаясь, то ли на полном серьезе. – Конечно, мы установили, что в прямом смысле эта девушка не ведьма. Как ты можешь видеть, у нее нет ни хвоста, ни явных колдовских способностей. Но… она общалась и, главное, сношалась с ненавистным колдуном, оборотнем, отвергающим Веру самим фактом своего существования, подарила девственность не тебе, своему жениху, а грязному противнику рода человеческого, помехе на пути Мессии, чье имя мы, безусловно, выясним.

Инок подошел к юноше, бледной тенью повисшему на руках невозмутимых мужей, и промолвил чуть ласковей:

– Мужайся, испытания Веры длятся всю жизнь, и почти всегда они болезненны. Не невеста она тебе, а предательница, мести твоей заслуживающая.

После чего палач махнул рукой. Юношу поволокли наверх, вон из камеры. Худосочный послушник же задумчиво обвел взглядом помещение и вернулся к потерявшей сознание девушке.

Дементия оставили в небольшой каморке, где, кроме лежанки на полу, ничего больше не было. Пришел он в себя не скоро, а когда очнулся, то долго смотрел в стену, пока не закричал:

– Сама виновата! Мерзость! Мерзость!

Но верил ли он сам себе? И кого обвинял больше? Он бросился на стену, стукнулся об нее лбом, плечом, заколотил кулаками. Потом упал на пол. Прошло мгновение, минута, час или день? Но тут заскрипела дверь, и в келью ворвался разъяренный Инок, который нанес юноше несколько ударов ногой. Дементий отполз в угол. Кровь залила его лицо, но он не почувствовал боли.

– Безмозглый слепец, неотёсанный дубень, как ты не заметил младенца?! – заорал на него послушник. – Она же родить успела, на Лысую гору не одна пришла. Куда дитя дели?