Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

Дочери приходилось не легче. Наше сознание наполняли монотонными вопросами, которые вытесняли все остальное и загоняли любые эмоции в стагнацию. Беспощадная обнаженность…

– Как ты смел? Зачем? Почему?

Ответов никто не ждал, смысл был не в них.

Шли дни. Мглу и ша с ужасом проходили мимо. Они видели, как иссыхают наши тела. Мне было жаль их, ибо наша смерть означала и смерть многих из них. Их черепа приносили и складывали перед нами. Гора черепов росла. Мне было жаль и нас с Изильдой, ибо вокруг также скапливались и наши прежние головы: с пустыми глазницами и полые внутри. Такие похожие на нас, и такие другие. По каким-то причинам Община восстанавливала нас раз за разом, для чего использовала материал, который брался исключительно из тел мглу и ша. Но Община не ведала сострадания, особенно к тем, чей жизненный цикл ничтожно мал. Общине нужна была жертва, и мы были той жертвой, а значит, вопросы звучали снова и снова:

– Почему? Как ты смел? Зачем?

Однажды над головой сутулых чернолицых жителей пустыни пронеслась хвостатая тень, взмыла вверх над каменными Кубами, а потом резко упала вниз – почти коснувшись песка. Зачем птаха забралась так далеко от бирюзовых просторов Тритуга, разве не знала, что обратно дороги не будет? Может и знала, но сейчас она играла с ветром, взлетала и падала, взлетала и падала, пока выпущенный камень из пращи мглу не прервал ее полет, а Хлыст ноющей боли не перерубил ее тело. И в очередной раз умирая, я твердил сам себе, что Тритуга не плод моей фантазии, жизнь не сводится лишь к выполнению указаний, и жаворонки летают даже над раскаленным песком. Каждый из нас имеет право знать правду, идти в любом направлении и быть свободным от запретов и табу.

– Мы, как эта птаха, просто перепутали направление, – услышал я слабый шепот Изильды. Она улыбнулась мне растрескавшимися губами, из них сразу же пошла кровь.

Но разве оно того не стоило? Я вновь и вновь прокручивал видения, перебирал образы и вспоминал шушу, их надежды и печали. Ведь не в одних Кубах Памяти заключается смысл мироздания. А птиц… подобных птиц я тоже уже видел и верил, что просто так они не путают направление…

Ее руки были подобны северным ветрам. Их наполняла сила йети. И под ними трепетала его жизнь. Подумаешь! Всего лишь жизнь какого-то пастушка. К несчастью, этим пастухом был он.

Она могла бы убить его сразу, но вместо этого чужим, незнакомым голосом спросила:

— В тебе жар папоротника. Он опаляет мои пальцы, тревожит сердце, заставляет отворачивать глаза. Что тебе от меня нужно?

Любава позволила ему подняться со снега, и Митяй, стоя перед ней среди побелевших лап ельника, силился понять, как правильно ответить. В руках она держала за власы то, что осталось от белокурого незнакомца. Попробуй соберись с мыслями, когда на тебя смотрит мертвая голова с пустыми глазницами!

По щекам девушки разбегались узоры морщин, на губах виднелись трещинки. Ее русые космы беспорядочно спадали на плечи кольчуги, из-под юбки которой выглядывали голые посиневшие ноги. В воздухе кружились крупные кристаллы льда, готовые обрушиться на паренька ледяными стрелами. Безумная сила скрывалась рядом, и тот, кому она принадлежала, был ему не рад.

— Я искал тебя. Думал, тебе грозит опасность, – наконец выдавил из себя Митяй.

— Мило. Очень мило, – сказала она, но голос ее был совсем не мил. Безжизненный такой голос. – Как видишь, ты опоздал. Я спаслась сама. Впрочем, ты тоже еще можешь спасти себя… Помоги-ка мне надеть вот это.

Она водрузила голову любича на верхушку сугроба и протянула пастуху осиновый оберег с вечным трилистником, нанизанный на разорванный конский волос. Потом повернулась спиной и отбросила вперед космы. Юноша осторожно перекинул шнур оберега через ее обнаженную шею с отчетливо проступившими костяшками позвонков и попытался завязать узелок. Невольно коснулся кожи, и тут же тысячи игл обожгли его руки, сапфировые змейки зашипели в лицо. Однако пальцы не дрогнули, узелок затянулся, и все вернулось на круги свои. Заклятие сработало, холод покинул деву, кристаллы льда попадали и утонули в снегу. Митяй невольно выдохнул: кажется, пронесло!

Значит, он был прав: Любава – та, кто начнет цепочку событий пророчества. Вернее, уже начала! И с горечью подумал, что все в этом мире предрешено. Страдания людей никому не прекратить, они только увеличиваются. Сильные упиваются властью, слабые молча принимают свою участь. И хоть ты передвинь небосвод, хоть опрокинь небо – кости упадут нужной стороной. А они ­— Любава, Дементий и он сам — лишь игрушки фортуны, не демиурги, не простые смертные, могущие видеть, но не могущие ничего изменить.