Дочь купца глубоко вздохнула, повела плечами, повернулась и произнесла на этот раз своим прежним резким голосом:
— У тебя царапины на лице.
– А у тебя кровь под носом, – вырвалось у него, и он невольно улыбнулся. Почему? Ну, все же они пока еще живы!
Девушка неловким движением стерла засохшую кровь. К ее лицу вернулась свежесть молодости, морщины исчезли, под левым глазом выступила еле заметная родинка. Знакомый привкус волшбы сфонтанировал и угас. «Живым лучше без магии, лишь бы магия оставила в покое живых», — подумалось пастуху.
– Тебе, наверное, холодно? Надень мою обувку с верхним, -- опомнился он.
– Не надо, оставь, у меня с холодом теперь особые отношения, сугубо личные, – спокойно ответила Любава. Только ресницы предательски дрогнули. Ладно, мысленно согласился он, личное трогать не будем, в нем всегда намешаны обида и боль. Ветра нет, снег рыхлый, может, и обойдется. Будь на его месте рыцарь, тот просто бы заставил, с него же и того, что предложил, достаточно.
– Возьми хотя бы свои клинки, – он нагнулся, поднял и протянул ее оружие.
– А вот за клинки спасибо. Их, – она запнулась, – у меня забрали.
Митяй осмелился присмотреться к девушке. Та могла его убить, но не убила, переборола себя. Но в ней, по сравнению с прежней, что-то явно изменилось, огрубело, покрылось шершавым налетом.
– Кто это был? Кто тебя похитил?
– Чеслав. Хотел продать Тугарину. Да не рассчитал силенок. – Любава убрала клинки в ножны, кивнула на мертвую голову и занялась своими космами. На ее скуластом лице наконец-то проявился легкий румянец.
– И ты его убила? – спросил юноша.
– И я его убила.
– Нам нельзя возвращаться, – неуверенно проговорил он. – Тугарин должен был уже занять крепость. Город пал. Нужно поспешить к Камушке. Быть может, удастся переправиться на левый берег, а там как-нибудь доберемся до наших поселений.
Митяй решил не уточнять, куда делась ее одежда, так же как и о подробностях похищения. Захочет, сама расскажет. Такая гордая и такая слабая, несмотря на силу сапфировых змеек и невидимого покровителя. Захотелось ее прижать, согреть, растереть заледеневшие ступни, расцеловать потрескавшиеся губы. Но не посмел. У них обоих было личное, а как сделать личное общим, он не знал.
– Нет уж. Я не побегу. Если Тугарин в Камнеграде, это будет его проблемой. Мы возвращаемся. И не повезет тому, кто встанет на моем пути.
– Его не остановили сотни наших воинов…
– Тогда это сделает одна девушка с босыми ногами. Он меня не нашел, так я его найду! Хотя ты можешь отправляться к Камушке, тебе же надо на ее левый берег.
Сталь зазвенела в ее голосе. И он поверили ее безумию. Будь что будет, он хотел спасти дочку Космы, обещал вернуть, а значит, должен быть рядом с ней. Даже в безумии.
– Я пойду с тобой.
– Твой выбор – твое право. И еще. Поклянись, что никому не расскажешь о том, что здесь увидел и понял. Ты же умный, ты не мог не понять. Пусть все думают, что это ты убил Чеслава и освободил меня. Вот этими клинками. Подкрался сзади и убил, а потом отрубил голову. Поклянись…
Он не смог ей отказать. В конце концов, какая разница, кто покарал предателя? Цепь событий запущена. Не зацикливаться же на такой мелочи, что голова оторвана, а не отрублена!
– Клянусь отцом и матерью, изначальным Родом и благословенной Макошью никому не рассказывать о том, что здесь увидел и понял. Для всех это я убил охотника.
– Хорошо. Помни свою клятву. Ты теперь ею связан. Мы теперь ею связаны… на веки вечные. И возьми голову Чеслава, это твой трофей, тебе и нести.
Ее вздернутый носик блестел, карие глаза напряженно щурились, слипшиеся светло-русые космы выбивались из-под кольчуги. Она двинулась в обратный путь. Пастух пошел за ней, не сомневаясь, что их ждет верная смерть. В его руке покачивалась мертвая голова. Он держал ее за власы, и она время от времени била ему по коленке…
На подступах к Камнеграду путники сначала почувствовали гарь, а затем увидели черные клубы дыма, которые поднимались и над ним, и над дальними выселками кузнецов и плавильщиков. Перекаты вяло штурмовали крепость с восточной стороны, скорее для отвода глаз. На шпилях боковых башенок отсутствовали полотнища с трезубцем, над проломом висели распятые любичи. И ни одного взгляда нежити, ни одного домовенка! По всему выходило – в городке хозяйничали чужие.
Во рву дочь купца быстро натянула снятые с какого-то трупа штаны с накидкой, но обувь не тронула: то ли размер не подошел, то ли еще по какой причине.
Читать дальше