Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

С каждым мгновением боя внутри росло наслаждение от происходящего. Иногда воин словно смотрел чужими глазами, ощущая присутствие незримого наблюдателя. Иногда и вовсе не понимал, кто он, что, впрочем, не мешало убивать. И ему это нравилось!

Полетела бочка со смолой, пыхнуло жаром, внизу раздались крики, кто-то из горожан оттолкнул от стены последнюю лестницу. Вроде бы справились!

Дементий снял шлем и с удивлением заметил кровь на подшлемнике. В дали знатно, а он и не почувствовал. Рядом с ним кто-то остановился. Повернул голову и обнаружил знакомый силуэт девушки.

– Любава, так ты не ушла? – спросил он.

– Ты, конечно, голем боевой, прешь, как косишь, но и тебя прикрывать надо, – бодро ответила та и улыбнулась.

«Какой чудесный день!» – подумал рыцарь. Озорная улыбка юной воительницы словно выбила из него пробку, щенячья радость переполнила все существо, не хватало только завилять хвостом, лишь бы видеть эту улыбку, розовые губки и еле заметную родинку под левым глазом. Он стер разводы крови с клинка и едва не закричал – наступила разрядка.

Его руки все сделали сами. Девушка побледнела и упала бы, если бы он ее не подхватил. Вот тебе и ежина мать! Дементий осторожно отнес Любаву к ближайшей башенке. Затем надорвал ворот ее стеганки, коснулся чудного оберега и несколько раз ударил по щекам. Тщетно, она в себя не пришла. При этом ее губы посинели, по лицу пробежали морщинки. Но разобраться в том, что с ней, ему не дали. Неожиданно раздался грохот, знатно качнуло, над надвратной башней поднялся столб пыли. Тугарин не собирался успокаиваться!

– Полежи тут, я скоро, – прошептал он, быстро надел шлем и побежал к месту взрыва.

Башня ему не понравилась. Она изошлась трещинами, внутренние лестницы перекорёжило, мост по каким-то причинам был опущен. И главное, несколько десятков перекатов с упоением били тараном в ворота крепости. Не просто там бревном каким-то, а дубовой балкой, подвешенной на толстых канатах к крепким столбам! И ворота поддавались! Недолго им осталось…

Дальнейшее не имело значения. Медведь на крестовине меча зарычал. Дева вскинула оголенные руки. Что ж, прощаться не будем. Дементий без разбега перебросил свое тело через край и всем своим немалым весом обрушился на находившихся внизу кочевников. Кем он был в тот момент – человеком или зверем, он бы и сам не ответил.

В прорези шлема много не увидишь, но ему и не требовалось. Он подчинялся тому, что было в нем, что пело в его руках. Крутанулся всем телом – ближайшие перекаты слетели с моста, проскользнул под громадное бревно – и вокруг закричали от боли: как ноги-то защитишь от мелькающего снизу клинка?

Кочевники, потеряв чуть ли не треть отряда, вынуждены были бросить таран и взяться за сабли. Но достать рыцаря не успели. В башне отворилась ранее скрытая в камне дверца, и из нее стали появляться возглавляемые Семушкой камнеградцы. Не обращая внимания на стрелы, которые жалили как своих, так и чужих, воин выбрался из-под тарана и бросился на супостатов, вынужденных теперь отражать его наскок с одной стороны и атакующих с мстительным азартом ратников – с другой.

Рыцарь получил в щите не одну пробоину, от плаща остался жалкий клок, часть пластин на бригантине была вспорота, но он удачно протиснулся сквозь неровный строй кочевников – еще четверо остались корчиться за спиной – и оказался на другой стороне моста. Перед ним стояли лишь трое – низкорослых, злых, жаждущих с ним поквитаться. То, что надо! И он ринулся вперед.

Об одного доломал щит, нанеся удар боковиной. Второму подрубил ногу в колене, после отвода меча, сближения и одновременного удара плечом в плечо. Третий словил в брюхо топорик рыцаря, после того как тот скинул ему в лицо ставший помехой щит. Это заставило переката прикрыть голову и на мгновение потерять зрячий контакт. Смертельная ошибка.

Потом скупыми движениями добил раненых. Боевой запал прошел. Вместо него накатилась усталость, раны и ушибы враз заныли. Он, тяжело дыша, посмотрел в узкую щель своего топхельма. Вроде бы все, ворота удалось отстоять, таран скатили в ров и подожгли, можно отходить. Но… видимо, поздно.

На него с низко опущенным копьем несся сам Тугарин. За ним под хлопки черного полотна скакали его ближники.

Где-то там, над вершиной Большого Камня, парил орел. Казалось, его крик застыл в воздухе. Слишком яркое солнце и такой ослепительный снег, чуть испорченный мертвыми телами и кровью. Можно и умереть, раз особого выбора судьба не предоставила. Но стоило попробовать сделать это красиво. Может быть, Любава очнулась и со стены полюбуется! Хотя лехов она особо не жаловала.