- Хлюп! - выдохнуло массивное тело при внезапном столкновении.
Дикое стремление Инвета прервалось. Он погрузился в мясистые складки, отскочил и упал на задницу, стирая воду с глаз. Из носа хлынула свежая кровь.
Трубный крик: - Больно!
Паладин вскочил, зажимая нос платком. Он сумеет обойти! У него меч. Руби прямо, прямо, присед и выпад, наискосок и накрест! С ревом Инвет Суровий воздел меч.
В двадцати с лишним шагах бесформенная бульба размером с бочку - потное лицо Наузео Неряха - расплылось кверху, книзу и в стороны, выражая ужас, глазки широко раскрылись и выкатились, раздвигая складки век. Демон завопил.
И отпрянул, едва избежав касания опустившегося клинка.
Лязг железа о камень.
Паникующий Наузео Нерях подался вперед, напирая массой на Паладина, прежде чем тот сумеет замахнуться. Растянутая маслянистая кожа взяла Инвета Суровия в отчаянные объятия. Курчавые волосы и воспаленные поры, словно маленькие вулканы, беспорядочно облепили сопротивляющегося Паладина, извергая отвратные соки.
Рука Наузео опустилась, затаскивая суетливую фигурку в подмышку.
Где изобилуют все виды ужасов.
Инвет Суровий не мог дышать. Но ему не нужно дышать! Он Паладин ... паладин... он задыхается! Поглощенный плотской тьмой, тусклые волосы как черви ползут по лицу, лопаются прыщи, раскрываются трещины, обмазывая губы многолетней сальной грязью - ох, вкус, что это? Что он напоминает? Йогурт?
Йогурт. Последнее слово Инвета Суровия, жуткий всхлип рассудка.
- ОТДАЙТЕ МНЕ РЕБЕНКА!
Имид Фактало отпрянул, услышав змеиное шипение. Ребенок в руках затих, ставшие очень большими глаза уставились на святого.
- Дайте его мне!
Имид глянул на Громогласную Монахиню. Их публичные дебаты выродились в поток взаимных оскорблений, развлекший толпу, но не давший иных полезных результатов. Впрочем, один результат был: в процессе обмена словами одежда монахини растрепалась. Даже вуаль опустилась с одной стороны, показав край перекошенного от ненависти рта.
В коем Имид разглядел заостренные зубы. И выбросил вперед обвиняющий перст: - Она подпилила зубы! Она хочет мое дитя? ЭТО ЛЮДОЕДКА!
Толпы - непредсказуемые звери, особенно после целой ночи невыразимых испытаний. В ней находились матери, потерявшие отпрысков в Храме, отдавшие их монахиням вроде этой. С голодной ухмылкой и зубами, как у акулы. Обвинение Имида Фактало потребовало достаточного времени, мгновений ошеломленной тишины, чтобы свершить работу, чтобы уложились различные жуткие детали.
Затем - вопли, прилив яростного человечества, тянущего руки, издающего мерзкие животные звуки.
Монахиня заблеяла и попыталась сбежать.
Но далеко не убежала.
Имид Фактало не смог до конца созерцать последовавшую кошмарную сцену - Элас Силь обеими руками потянула его, обвела вокруг алтаря и к дверям храма. Увидев конечный пункт, Имид начал сопротивляться. - Нет! Не туда!
- Идиот! - прошипела Элас Силь. - Эти зубы не были подпилены! Они гнилые! Просто пеньки! Женщины здесь хлебают пищу, Имид! Понимаешь?
Он оглянулся и увидел жалкие останки Громогласной Монахини. - Поклясться готов, они были...
- Не были!
- О... суп из детей!?
- Да хватит, надоел! - Они были у дверей. Элас добавила: - Запомни этот замечательный способ оканчивать дебаты. Уж я-то запомню.
- По мне, они были вполне острые, - бурчал Имид.
Элас Силь ухватилась за железное кольцо и потянула.
К их удивлению, дверь распахнулась. Они смотрели в полумрак. Пустая комната, длинная и узкая, потолок сводчатый, отделанный золотыми листами. И никого.
- Где все? - шепотом удивился Имид.
- Давай отыщем.
Он, крадучись, вошли в Великий Храм.
Король Некротус Нигиле чувствовал себя весьма нездоровым. Для начала, отвалилась левая рука. Он нашел гнездо летучих мышей в паху. К счастью, они улетели во время неистовых плясок на стене. Но насесты, на которых они повисали, были острыми, и неприятные уколы пронзали изнуренную плоть, возрождая весьма мучительные ощущения. Ломота в укромных частях становилась нестерпимой.
Перешагнуть через собственную руку - это было неожиданностью. Только что она дружелюбно болтается у бока, и тут же попадается под ноги, в результате чего он падает лицом вниз и ломает челюсть, и теперь, стоит повернуть голову, подбородок болтается и хрустит. Вот итог панического бегства от толпы, толпы, начавшей зловредно охотиться на мертвецов и разрывать их на куски. Низменные предубеждения таятся даже под самым невинным обличьем. Король по прозвищу Нигиле не нашел в этом сюрприза, но был поражен полной несвоевременностью творящегося.
Читать дальше