Татьяна Зингер - Правила эксплуатации ведьмы (СИ)

двигаться, — мы вернулись на знакомый тракт.

Изредка навстречу попадались нагруженные до краев повозки, возглавляемые улыбчивыми

торговцами. Правда, те мрачнели, завидев нашу разномастную шайку. Причем я выглядела

как плененная чернявыми злодеями дева — неописуемая печаль на морде превращала меня

из зачинщика в страдалицу.

Это и сыграло злую шутку.

К вечеру первого дня, когда солнце почти скрылось за крутым поворотом, с нами поравнялся

мужик на загнанной светлой лошадке. Мужик отличался особой пухлостью и округлостью: надутые губы, нос пяточком, глаза размером в полблюдца; лошадка — изнеможенностью и

безмерной тоской на морде. Он, прокашлявшись, громогласно потребовал остановиться, на

что Лис любезно попросил его пойти к бесам.

Уходить защитник не собирался. Взъерошил последние волосинки на блестящей лысиной

макушке и завопил:

— От благочестивых путников я услышал, дескать, вы истязаете девушку! Отпустите её, нелюди! Именем меня, первого стража, Ерша, приказываю вам!

— Ерша? — борясь со смехом, переспросила я.

— Ты не обязана подчиняться им, дива! — по-своему понял Ерш. — Я спасу тебя.

— Спаси, милок, спаси! — заголосила я, пихая Лиса под лопатки — чтоб прибавил скорости.

Варрен подчинился немой просьбе, и его конь стрелой полетел по пустой дороге. Радиславин

Ворон нагнал нас, а несчастная кобылка, подгоняемая дружинником, локтя на три отставала

от молодых выносливых скакунов.

Изредка слышались вопли Ерша, но им никто не внимал, и тогда «спаситель» нашел другой

способ. Защитник спешился. Мы замедлились, словно в насмешку над его поражением. Но

только я выдохнула спокойно, как в наше направление полетел камень. По моему

многострадальному затылку он и попал.

Меня накрыла волна праведного гнева. После тот сменился неправедным, чужеродным.

— Стоять! — Я дернула Лиса за край рубашки.

Мужчины остановились. Под победоносную улыбку Ерша я самостоятельно спрыгнула с

Тучки, отправив дружиннику столь добрейший оскал, что щеки онемели.

Затылок ныл тупой болью. На нем нашлась рассеченная ранка, из которой слабо сочилась

кровь. Что ж, так лучше.

В тот момент зрение затуманилось, смягчились краски заката, а тело наполнила злоба; кости

начало ломить. Лицо исказила гримаса ненависти.

Страж отшатнулся.

Ярость. Горячность, стоящая комом у горла. Я перестала подчиняться себе. Гнев окутал

легкие плотным, будто колючая шаль, туманом. То волшба взяла кровавую плату за

пользование ею.

Внезапно Ерш заверещал и слетел с ног. Его лошадь покачнулась, заржала и понеслась

прочь, не разбирая пути, подгоняемая сгущающейся в воздухе теменью.

— Слава!

Лис спрыгнул с Тучки.

Слух обострился. Я различала стук сердца обидчика. Частый, сбитый, дрожащий.

Ударившийся спиной дружинник застонал и попробовал отползти. Я направилась к нему, представляя, как разделаюсь с ним, изничтожу да упьюсь трусостью.

В следующий миг я лежала, прижатая к земле сильной рукой.

— Отпусти! — незнакомым голосом ревела я, пытаясь скинуть нависшего тенью охотника.

— Ни за что, — отчеканил он.

Я почти столкнула с себя Радислава, ударив его по животу коленом, и мы, сплетаясь в

причудливую фигуру, покатились к обочине. Ненависть придавала мощи, но

натренированный охотник сумел одержать победу.

Тогда я зажмурилась. Явственно представила, как мужчина начинает истекать кровью. С его

рта слетает кровавая пена. В глазах лопаются сосуды. Распухает язык, белеют щеки. Он

ловит воздух, хрипит, но его душит кровавый кашель.

Внутри что-то ёкнуло от ужаса. Картинка размылась.

Темнота сжигала внутренности, лизала огненным дыханием кости. Дикий страх застыл в

глазах. Стремясь забыться, я стиснула зубы, а затем и вовсе прикусила губу. Радислав

выглядел скорее растерянным, нежели испуганным, и не переставал придавливать локтем

грудь.

Я пыталась забыться, стереть любые мысли о расправе. Иначе они принесут непоправимый

вред.

Очередной удар неистовства по вискам. Челюсть одеревенела. Если сжать зубы чуточку

сильнее, то под натиском клыков губа треснет. Потечет кровь — откроется второй источник

для тьмы, потому как царапина на затылке затягивалась под действием всё той же черной

волшбы. Чары заживляли раны, делали тело выносливее.

Радислав тоже это понимал. Он, оглядев запачканные песком ладони, рявкнул: