Татьяна Зингер - Нас не существует

© Т. Зингер, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

На смену дневной духоте пришла прохлада сумерек. Вдалеке слышался надрывный вой дворовых собак. От порывов ветра шелестела листва да скрипели несмазанные петли ворот. Лес обступал со всех сторон плотным кольцом.

– Давай же! – шипел Дима.

– Не получается! – пыхтела в ответ Наташа.

– Трудно, что ли?!

– Сам бы попробовал!

– Я попробовал! А вот ты не можешь!

Так они и переругивались, пока Наташа подтягивалась на проржавевших погнутых прутьях, чтобы влезть наверх. С другой стороны забора поджидал пританцовывающий от нетерпения Дима.

Наконец, ноги нащупали опору, и Наташа, ругая весь белый свет, смогла усесться на ограде, словно наездница на лошади. Она мельком глянула на кажущуюся недосягаемой землю и судорожно вцепилась пальцами в перекладину.

– Надолго застряла? – Дима скрестил руки на груди. – Слезай.

– Высоко, – захныкала Наташа.

– Ну!

– Не могу.

– Тогда сиди, сколько влезет, – фыркнул он, делая шаг в сторону.

Та взвыла от паники и неловко перевалилась через забор, приземлилась в заросли репейника. Колючие стебли с радостью приняли гостью в объятия. Дима с тяжким вздохом помог ей выбраться.

– Ну, ты и неуклюжая! Стоило бояться?

– Не знаю, – призналась Наташа. – Наверное, нет.

– Значит, обратно пролезешь без проблем. – Дима жуликовато подмигнул подружке.

Мысленно Наташа ужаснулась, но виду не подала. Тем временем Дима включил фонарик. По освещенной дорожке они прошли к двухэтажному зданию. То сиротливо стояло посреди пустыря. Призывно грохотала разбухшая от дождей входная дверь. В окнах зияли дыры. Козырек крыльца порос пушистым мхом. Под ногами попадались камешки и хрустели осколки стекла. Наташа трепетала сильнее с каждым новым шагом.

– Может, не надо? – спросила она у крыльца.

– Трусиха, – заключил Дима.

Сам он держался храбро, возможно, из-за того, что в руках его был фонарь – таким и прибить несложно, – а может, потому, что здесь часто бывали местные мальчишки и травили страшилки под треск костерка. Правда, раньше Дима сюда не ходил – побаивался. Но год назад, почувствовав себя взрослым и отважным, он рискнул познакомиться с местной достопримечательностью. Побродил по комнатам, засунул нос во все щели. Ничего особенного. Дом только казался пугающим, а на деле был обыкновенной покинутой развалиной. Дима был очень разочарован этим открытием.

Наташа не догадывалась о подвигах друга. Когда тот предложил посидеть в «заброшенной больнице», она испугалась, но согласилась. Очень хотелось новых ощущений, а то в городе их чрезвычайно мало. Дом да школа, школа да дом. Скука смертная!

А здесь, в деревне Камелево, каждый шорох звучал иначе. И дремучий лес словно выбрался из сказок: густой, темный, мрачный. Не хватало только сурового старичка-лешего, окидывающего путников недобрым взором.

Разумеется, старая больница представлялась чем-то сверхъестественным. Ведь так и начинаются ужастики: глухая местность, скрип петель, завывание волков. Последних не водилось, но собаки тоже завывали до нехватки воздуха в груди.

– Говорят, рядом с ней частенько пропадают люди, – уверял Дима, приглашая осмотреть больницу.

– И не находятся? – глупо бормотала Наташа, у которой блестели от любопытства глаза.

– Не-а. Гиблое место, – и весело спросил: – Ну что, пойдем?

– Ага. – Наташа мужественно кивнула и ушла собираться.

Но теперь, когда больница находилась совсем рядом, былой задор пропал. За несколько минут окончательно стемнело, словно на небо опустили покрывало. Завывал пронзительный ветер, который забирался под тоненькую рубашку, трепал волосы и будто бы даже рассеивал свет фонарика. Жуть, одним словом.

Дима распахнул дверь и, издеваясь, пропустил испуганную подругу впереди себя.

– Аккуратнее, – назидательно проворчал он, когда Наташа ударилась о притащенное кем-то полено, и, чтобы нагнать ужаса, добавил: – А то духов разбудишь.

– К-кого?! – пролепетала Наташа.

– Умерших, Наташка, умерших. Тут, говорят, в пятидесятые годы людей… того…

– Чего – того?

Она насупила веснушчатый носик.

Дима направил фонарик себе в лицо, мастерски изобразил жуткую гримасу. И глаза чудаковато скосил – в разные стороны. Наташа задрожала. Ночная вылазка нравилась ей все меньше.