Александрина Ван Шаффе: Сердце горы

Я тут же поняла, что отвертеться не удастся - для этого достаточно было увидеть выражение лица Тиера. Он помолчал, отчего я ощутила себя страшной эгоисткой, а потом, покачав головой, ответил:

- Нет, нам придется выйти. Конечно, гости не выскажут своего недовольства (хотя ты и представить себе не можешь, как любопытно им посмотреть на тебя). Но я обязан представить тебя отцу. А перед этим я должен кое-что тебе объяснить... Или показать, - его губы неожиданно потянулись к моим губам, я испуганно отшатнулась, и Тиер с непонятным удовольствием прибавил:

- Я восхищен твоей осторожностью, Хуннед. Но сейчас просто доверься мне. Пожалуйста.

Он прикоснулся к моим губам, но это не был поцелуй, то есть для меня это было все, что угодно, только не поцелуй. От страха я превратилась в бесчувственную статую. Во мне звенела одна мысль: "Ты не добьешься от меня ничего. Я не забуду - я не собираюсь терять память из-за каких-то дурацких поцелуев". Когда Тиер, наконец, отстранился, я сердито сверлила его взглядом. Зато его глаза сияли, как блики в прозрачной воде.

- Ты ничего не забыла, правда?

- А что - ты очень на это рассчитывал?

Мне показалось, что я даже яснее вспомнила свою жизнь до нынешнего лета. Воспоминания вспыхнули во мне - яркими рисованными картинками, памятными до мельчайших подробностей. Как будто прошлое было единственным противоядием, способным побороть губительное обаяние Тиера.

- Вспомни наш первый поцелуй здесь, в горе, - сказал Тиер. - Когда я еще не предупредил тебя. Ты почти потеряла голову, Хуннед.

Я вспомнила и неохотно кивнула.

- А теперь поцелуй меня. Так, как целовала тогда, но не теряя рассудка. Поверь - дело не в поцелуях. Просто... куда проще обмануть того, кто испытывает к тебе доверие.

Я снова поверила его словам. Но не сразу рискнула последовать его совету. Впрочем, слишком долго медлить тоже было не в моих правилах. "Будь, что будет", - наклонилась я к его губам. Зная, что могу забыть обо всем. Но в последний момент перед моим мысленным взором возникло лицо мамы. Что бы подумала она, если бы узнала, что мой любимый мужчина - тролль? От этой мысли власть Тиера словно бы растаяла: да, мы поцеловались, но, похоже, обычным человеческим поцелуем.

- Я же говорил, что ты - умница, Хуннед, - повторил Тиер, отстраняясь и поднимая с пола свою и мою одежду. Его голос звучал как-то глухо. - Теперь ты можешь не опасаться моих родных. Сколько бы они не пытались очаровать тебя, - он, не глядя, натянул свою одежду, потом неторопливо с явным удовольствием начал одевать меня. Казалось, он пытается запомнить каждую линию моего тела - с такой настойчивостью он разглаживал мелкие складки моего одеяния. Его руки поправляли декольте у меня на груди, скользили по бедрам, застегивали платье. А я не в силах была их оттолкнуть. К счастью Тиер недолго испытывал меня - в его руках появился гребень, причесавший мои разлохмаченные волосы. Потом Тиер еще раз напомнил:

- Ты поняла, как надо вести себя с моими родственниками? Просто не поддавайся их очарованию.

- Ты уверен?

- Да, я уверен, - я еще ни разу не видела, чтобы Тиер был так хмур и сосредоточен. - Будем считать, что я избавил тебя от опасности, которую они представляют. Остается объяснить, какую опасность представляешь для них ты.

- Это шутка? - снова вырвалось у меня.

Его глаза полыхнули красным огнем:

- Я уже говорил тебе, Хуннед: ни я - и никто из троллей - не умеет шутить. Клянусь, я до сих пор не могу понять, почему одни мои слова ты считаешь смешными, а другие - нет. Могу сказать одно: чувство юмора, которое ты мне приписываешь - твоя выдумка - и только.

Вот этому я никак не могла поверить. Образ Тиера, который за сегодняшний вечер уже претерпел столько изменений, теперь просто рассыпался. Все, что я о нем знала, оказалось не более чем фантазией. Чтобы совсем не потерять почву под ногами, я то и дело пыталась воскресить выдуманный мной образ. А Тиер раз за разом разрушал его.

Видя мое замешательство, Тиер продолжил:

- И вообще, "страшные" тролли смертельно бояться показаться смешными. Именно поэтому они так зло пугают людей. Поверь мне: стоит только человеку посмеяться над нами - и мы просто исчезаем. От нас ничего не остается. Разве что пара клочков тумана.

- Но я ведь смеялась при тебе... Мы то и дело смеялись вместе, - совсем растерявшись, заметила я.

- Ты смеялась над моими словами, - поправил он. - Их ты считала смешными - в этом нет ничего опасного. А вот если бы ты посмеялась надо мной - причем искренне - мне бы не поздоровилось... С самого начала я знал об этом, но предпочел рискнуть, - он рассмеялся так заразительно, что я рассмеялась следом.