Сергей Шведов - Шатун

Для разговора с Глуздом и Брехом ган Горазд спустился во двор, ибо отлично знал, что стены детинца имеют уши. Брех и Глузд, успевшие вернуться в Берестень накануне, пребывали в унынии. Смерть родовича, хотя и откровенно нелюбимого, произвела на них тяжелое впечатление.

— А что я мог сделать? — вздохнул Горазд. — Я сам здесь на положении пленника, разве что руки не связаны.

Говорилось это не только для Глузда и Бреха, но и для родовича Гудяя, который не одобрял поведение своего гана.

— Ведь предупреждал же я Великого князя, что Борислав пойдет на Берестень, или вы забыли ему об этом сказать?

— Не забыли, — отозвался Глузд. — И Всеволоду мы об этом сказали, и Торусе. Боготур Торуса предупреждал Рогволда об опасности, но тот ему не поверил.

— Откуда вы об этом знаете?

— От Зори, — пояснил Брех. — Он хоть и ранен сильно, но жив. Мы его спрятали в доме одного родовича.

— Ну вот, — развел руками Горазд, — кто ж знал, что предупрежденный и князем Всеволодом, и боготуром Торусой Рогволд полезет очертя голову в занятый врагами город? Это же совсем без ума надо быть. Хотя пал он, конечно, как истинный боготур, худого слова о нем не скажешь. Но князю мало одной силы и доблести, надо еще и светлую голову на плечах иметь. Если бы Рогволд оставил город на своего родовича, то Борислав никогда бы не взял Берестень. А он кому доверился? Усыге доверился, а это ж перекати-поле, ему все равно кому служить, лишь бы платили. Или я не прав?

— Кругом прав, — вздохнул Глузд.

— Что за радость будет всем, если шалопужья рать сожжет и разорит Берестень, пустив по миру его жителей? Погибнуть славной смертью мы всегда успеем, но вопрос-то в другом — как спасти Берестень?

Брех с Глуздом согласно закивали головами: здраво рассуждал ган — действуя без ума, можно много дров наломать.

— Рогволд сильно ослабил наш род, положив весь его цвет на мостовые Берестеня, а другие роды дремать не будут, чего доброго, захотят своих старейшин протолкнуть в князья.

Из слов Глузда Горазд заключил, что Рогволдовы родовичи хоть и скорбят о погибшем боготуре, но от гана отворачиваться не собираются, храня надежду на его расторопство и разумение. В создавшейся благоприятной ситуации Горазду никак нельзя было оплошать.

— Поедете втроем к Ицхаку Жучину, — тихо сказал он Глузду, Бреху и Гудяю, — расскажете ему все, как было. И еще передайте, что Борислав поутру покинет Берестень. Силы его собираются в кулак у Торусова городца, где Сухорукого будут выкликать Великим князем. Где вы сговорились о встрече с Ицхаком?

— В ближайшем от Макошина городца сельце.

— Вот и поезжайте, — кивнул головой Горазд. — А Берестень останется за нами, я в этом уверен.

Соглядатаи не подвели Ицхака Жучина: боярин Драгутин оказался как раз в том месте, где ему и надлежало быть. Стан его был разбит близ Макошина городца, а сосредоточенная здесь рать насчитывала по меньшей мере пять тысяч копейщиков. По доходившим до Ицхака сведениям, даджан обещал Всеволоду привести всего лишь тысячу воинов. Великий радимичский князь был очень недоверчив и боялся не только печенежских набегов, но и слишком горячих объятий своих союзников. Легче легкого пригласить чужую рать на свои земли, куда труднее ее потом избыть. Впрочем, события развивались не в пользу Всеволода, и вряд ли Великий князь в создавшейся ситуации станет упрекать князя Яромира в том, что он прислал ему на подмогу сил больше, чем обещал.

Дозорные перехватили Ицхака еще на подходе к стану. Огромный, как гора, боярин, назвавшийся Заботой, насмешливо оглядел иудея, но просьбе его не удивился, а только благодушно кивнул непокрытой головой. Впрочем, эта обросшая густым волосом голова и не нуждалась в защите от холода.

Десять сопровождавших Жучина хазар остались под присмотром Драгутиновых ратников, а сам Ицхак вместе с Глуздом отправились вслед за Заботой в шатер воеводы. Шатер был не то чтобы скромен, но и роскошью не блистал. То ли слухи о богатстве боярина Драгутина были сильно преувеличены, то ли, идучи в чужую землю, даджан решил не раздражать лишний раз завидущий глаз Великого радимичского князя. В шатре горел очаг, дымок от которого поднимался к полотняному потолку и выходил в проделанное в нем отверстие. Драгутин сидел на лавке у стола и задумчиво разглядывал резьбу на серебряном кубке. Боярин был без брони, в простой рубахе и небрежно наброшенном на плечи кожухе. За пологом, отгораживавшим дальний конец шатра, видимо, стояло ложе, и, как почему-то подумал Жучин, ложе это не пустовало.