Сергей Шведов - Шатун

— Вот бык, — скрипнул зубами ган Багун, — еле успокоили! Говорил же, не надо пускать его в город, вон сколько людей покрошил, мясник!

— Сечи без крови не бывает, — равнодушно отозвался ган Карочей.

Скифа боготурская удаль Рогволда скорее восхитила, чем огорчила. Но и гана Багуна он мог понять — более десятка урсов взял с собой боготур в страну Вырай, более сотни ратников порубили его дружинники. Рогволда, конечно, без споров пропустят «белые волки» в Страну Света, а вот по поводу урсов и шалопуг у скифа были большие сомнения. Впрочем, судьба этих несчастных не слишком волновала Карочея ни в мире этом, ни в мире том. Правильно поступил Сухорукий — пролитая кровь, и своя, и чужая, сплачивает ряды.

Появление невесть откуда Рады удивило не только Карочея, но и подъехавшего на белом коне Борислава. Последнего это появление даже, кажется, обрадовало. От женщины ждали новостей из стольного града, но место для разговора было неподходящим, и Сухорукий пригласил вождей в детинец. Пеший Багун тоже двинулся было за новым Великим князем, но его удержала чья-то уверенная рука. Багун узнал Горелуху, которую не чаял здесь встретить, и невольно поморщился:

— Откуда ты взялась, старая?

— Почему ты не рассказал урсам о последней воле Ичала Шатуна?

— Кому надо, тот о воле Ичала знает, — отмахнулся Багун. — Не вмешивайся в чужие дела, старуха.

— Это мои дела, Багун, — посмурнела лицом Горелуха. — Ичал признал Искара Шатуном и благословил его брак с Макошиной ведуньей Ляной.

— Признал, — нехотя согласился Багун. — Но одного Ичалова слова мало. Сын Лихаря должен делом доказать, что предан всей душой Лесному богу и племени урсов, а пока он слишком молод, чтобы вести нас за собой.

— А ты, Багун, зрел и мудр, — усмехнулась старуха. — Настолько мудр, что стал на сторону Борислава Сухорукого, убийцы моего сына Лихаря, и на сторону гана Митуса, сына того самого Жиряты, который предал и погубил моего мужа Листяну Шатуна.

— А ты к чему принуждаешь меня, женщина?! — рассердился Багун. — К миру и согласию с ведунами славянских богов, исконных врагов Лесного бога? Разве не «белые волки» разрушили твой дом и изгнали тебя и твоих домочадцев с принадлежащих вам по праву земель? Разве не боготуры сидят в наших городцах? Разве не радимичи владеют нашими родовыми землями?

— Борислав обещал тебе вернуть наши земли и городцы?

— Сами возьмем, пока у Сухорукого есть в нас нужда. И первым будет Листянин городец. Это час нашего торжества, старуха. Лесной бог встанет с ложа богини обновленным, и он будет не только богом урсов, но и богом всех прочих племен, славянских и неславянских.

— Ты в своем уме, Багун? — покачала головой Горелуха. — Зачем славянам и печенегам боги урсов, когда у них есть свои? И зачем Лесному богу славяне, когда у него есть мы, урсы? Мой сын думал по-иному. Ичал Шатун тоже мыслил не так.

— Оба они мертвы, — хмуро бросил Багун. — Теперь мы с Хабалом будем решать, какую дорогу выбирать нашему племени, и никто не вправе нам мешать, ни ты, ни твой внук.

— Твои и Хабаловы предки не были ближниками Лесного бога, и вы не вправе толковать волю Хозяина, — твердо сказала Горелуха.

— А кто вправе? — огрызнулся Багун. — Последний Шатун нашего племени мертв, а внук твой вырос среди чужих, и доверия у меня к нему нет.

— Ты предал моего сына, Багун, и ныне вновь встал на путь измены.

— Все ты лжешь, старуха. — Ган крепко схватил Горелуху за плечи. — Это твой сын, поддавшись уговорам женщины чужого племени, пошел на сговор с нашими врагами. А теперь ты хочешь, чтобы сын этой Милицы, разрушившей нашу с Лихарем дружбу, стал во главе урсов. Кровь радимичей, текущая в жилах Искара, не позволит ему услышать нашего бога.

— В жилах Листяны тоже была радимичская кровь, но это не помешало ему стать Шатуном.

— Возможно, — хмуро бросил Багун. — Но я признаю Искара Шатуном только тогда, когда уверую в то, что он слышит Лесного бога и верно толкует его волю.

Багун отстранил Горелуху и уверенным шагом направился к детинцу, обходя тела павших, которые в немалом числе лежали на Торговой площади. Не все павшие были урсами, но от этого горечи в душе гана не стало меньше.

В детинце собралась вся головка мятежа: Борислав, Дробень, Хабал, ганы Карочей и Горазд, Усыга, старый Иллурд и хазар Хвет. Слушали Раду, которая рассказывала о событиях, происходивших в последние дни в стольном граде.

— Не решились, значит, на выступление Богдан и старейшины, — разочарованно протянул Усыга.