Сергей Шведов - Шатун

Знатно погулял Стрибог в эту зиму по земле радимичей, наметав сугробы чуть ли не в рост человеческий. Веселая зелень елей если и радовала глаз, то словно бы исподтишка, проказливо выглядывая в прорехи белых шуб, которыми укрыл пушистых красавиц вечный бродяга. Все знают, что Стрибог к елям неравнодушен, особенно зимой, когда отгулявший на хмельном Даджбоговом пиру лес предается отдохновению. Не погружаются в спячку только ели, отрада Стрибогова сердца, веселые шалуньи, норовящие стряхнуть с зеленых лап на голову путника целый ворох снега.

Искару не повезло, именно так веселая красавица и приветила его, чем изрядно порадовала шедшего за ним след в след Осташа. Смеялся Осташ так заливисто, что торивший путь Данбор обернулся и погрозил отроку кулаком. Хорошо хоть, смеялся братан на пути обратном, когда взятая у леса добыча приятно оттягивала плечи, а то Данбор не ограничился бы пустой угрозой, а отвесил неслуху хорошего леща.

Искар, недовольно косясь на зловредную ель, стряхнул с бобровой шапки сомнительный подарок. Заигрывает еще, зеленая колдунья, словно перед нею несмышленыш, первый раз выскочивший за ограду выселок. Искар, между прочим, уже девятнадцатую зиму землю топчет, а по силе ежели брать, то разве что Данбор против него один в один устоит. Осташ на полгода Искара моложе и мог бы не смеяться над старшим, Даже если тот совершил оплошность.

— Увалень ты, Искар, — хмыкнул Осташ братану в спину, — медвежья твоя порода.

Другому эти слова Искар не спустил бы, но с Осташа спрашивать не стал. Не чужой ему Осташ, а меж своими шутка — не обида. Искар и сам не знал, почему его в селе шатуненком зовут. Плохо только, что не в глаза кличут, а за спиной. Кто с усмешкой кривой, кто даже будто бы с испугом. А ведь Искар в сельце свой, Данборовой породы, хотя и не отцом к этой семье прислонен, а матерью.

Отца своего Искар не знает, гостем он, видимо, был на этой земле, а гость — он, как известно, от бога: пришел, обронил семя — и нет его. Мать Искара умерла родами, а более он ничего о ней не знает, но, видно, хороша она была собой, коли славянские боги забрали ее к себе в страну Вырай до срока.

В воздухе запахло дымом, хотя до сельца еще шагать и шагать. Места здесь глухие, и, кроме охотников, никто сюда в эту пору не наведывается. Разве что шалопуга-изгой, коих ныне немало по белу свету бродит, вздумал погреться у костра. Данбор замер на месте. Искар тоже остановился, не доходя трех шагов до широкой дядькиной спины. Добытая в лесу свежатина изрядно давила отроку на плечи немалым весом. Хороший был одинец, и взяли охотники его удачно, не потратив даром ни одной стрелы.

— След, — тихо сказал Данбор, не поворачивая головы. Искару мешала еловая ветка, и он присел, чтобы лучше видеть. След на слежавшемся снегу был виден отчетливо, но из-за дальности расстояния трудно было определить, кому он принадлежит.

— Медвежий, — просипел заинтересованный не менее братана Осташ.

Данбор почему-то молчал, хотя обычно не давал говорливому сыну разгуляться языком, тем более что неслух опять поперед старших полез. Вот ведь завелся говорун под Данборовым кровом! И ведь с младых ногтей он такой. Сколько его Искар помнит, столько он и живет с открытым ртом. Даром что из рода Молчунов. Даже во сне иной раз разговаривает Осташ, видно, его язык не успевает устать за день.

— Человек прошел, — сердито огрызнулся Искар.

— А я говорю — шатун, — стоял на своем Осташ. — Где это видано, чтобы человек шастал босиком по такому морозу. А когти, посмотри, какие.

Вообще-то, конечно, странно. След был медвежий, но рядом отчетливо отпечаталась ступня человека. И далее, насколько Искар мог дотянуться взглядом, были только человечьи следы, а медведь пропал куда-то, словно его и не было.

— Похоже, человек с медведем рядом шли, — сказал Осташ.

— И оба одноногие, — хмыкнул Искар.

Выходила полная несуразица. Это даже Осташ понимал, потому и примолк. А Данбор все смурнел и смурнел ликом, словно он по этим на первый взгляд безобидным отметинам на снегу постиг нечто недоступное отрокам.

— Пошли, — наконец произнес Данбор и круто отвернул в сторону от загадочных следов.

— А как же… — начал было неугомонный Осташ, но отец бросил в его сторону такой взгляд, что отрок мигом осекся. И молчал потом всю дорогу до сельца к большому удовольствию Искара, которому торопливый братанов говорок мешал думать.