Сергей Шведов - Шатун

— Борислав поднял урсов и привлек на свою сторону старейшин многих радимичских родов, — сказал Торуса. — Ган Митус прислал хазар. Берестень они либо взяли, либо вот-вот возьмут.

— Мы ждали мятеж и готовились к нему, — спокойно отозвался Вузлев.

— Вижу, как вы готовились, — зло отозвался Торуса. — Все рубежи открыты, боготур Вузлев под запором у Богдана, а Великий князь в раздумье, чью голову рубить первой. Печенеги Ачибея на подходе.

— Ган Ачибей не пойдет в набег зимой, — возразил Вузлев.

— По-твоему, Сухорукий с Митусом совсем без ума люди, если заварили эту кашу без надежды на подмогу? Я прошел лесом от своего городца до стольного града за два дня. И печенегам больше времени не понадобится: землю прихватило морозцем, а снежный покров едва ли по щиколотку. Не знаю, как вы считали с кудесником Сновидом и боярином Драгутином, но вижу, что просчитались.

Торуса догадывался, на чем строили свой расчет кудесник и боярин. Мятеж Борислава был им выгоден, ибо позволял обнаружить и подавить тех старейшин, которые были недовольны возвышением Велесовых ближников и в противлении их власти готовились опереться не только на родовых пращуров, но и на пришлых богов. Ну и как же при таких всеобщих ожиданиях не вспыхнуть большой усобице?

— Почему Богдан нас отпустил? — спросил Вузлев.

— Я объяснил и ему, и Рогволду, что ваша смерть обернется их неизбежной гибелью.

— Князь Всеволод будет тобой недоволен.

Ответить Торуса не успел, ибо детинец уже распахнул свой зев навстречу боготурам. Во дворе княжьего убежища суетился потревоженный рассветом служивый народ. Мечники бряцали оружием, а челядины хлопотали с дровами для многочисленных очагов обширного терема, сохранить тепло в котором в зимнюю пору было совсем непросто. Вышедший на красное крыльцо боготур Скора глянул на прибывших с удивлением и досадой, которые не сумел скрыть.

— Попроси Великого князя нас принять, — сказал Торуса ближнему боготуру.

— Недужится князю, — ответил, прокашлявшись, Скора.

— А ты скажи Великому князю, что боярин Драгутин свою рать повел мимо стольного града к радимичским рубежам, навстречу гану Ачибею. И еще скажи князю, что брат его Богдан клянется ему в верности и даже в мыслях не держит, чтобы переметнуться на сторону врагов Всеволода. От таких вестей Великому князю наверняка полегчает.

Вузлев, стоявший рядом с Торусой, ухмыльнулся в светлые усы. Скора тоже обнажил в оскале зубы, но глаза его все так же зло смотрели на боготуров.

— Князь Всеволод давно вас ждет — почему задержались? — спросил Скора у Вузлева.

— Меды в стольном граде больно крепкие, — огрызнулся Соколик. — Чуть до смерти не захмелели.

— Добро, боготуры, — кивнул головой Скора, — о вашей просьбе я скажу Великому князю. А что до пиров, то хмель в ваши годы вреден для здоровья.

Вспыльчивый Соколик добавил еще кое-что в спину удаляющемуся Скоре, но тот сделал вид, что срамных слов не расслышал.

К Великому князю их пустили не сразу, немалое время протомив в гридне. Торуса уже подумывал, что Всеволод и в этот раз уклонится от встречи, но ошибся в своих нелестных для Великого князя предположениях.

Князь Всеволод выглядел хоть и смурным, но здоровым. На боготуров он глянул неласково, а пухлые губы скривились в усмешке.

— От беглых мечников узнаю, боготуры, о бесчинствах, творимых урсами и хазарами в порубежье, доверенном вашим заботам. Не спрашиваю, что делали все эти дни Вузлев со товарищи, ибо немало уже о том наслышан. Но хотелось бы знать, почему боготур Торуса оставил свой городец без присмотра и по какой нужде явился в стольный град? Или иной заботы нет ныне у боготуров, как только меды распивать?

— По твоему зову собрались мы в стольном граде, — не выдержал Всеволодовой лжи боготур Соколик.

— Долго добирались, — отрезал Великий князь. — Нужда в вашей помощи отпала, и более я вас в стольном граде не держу.

— Спасибо за привет и ласку, князь, — сказал Торуса. — Впредь мы будем знать, что в болезни ты забывчив, а во здравии изменчив.

Боготуры засмеялись, а Всеволод побагровел от гнева. Придет время, он припомнит Торусе эти слова. Но достоинства своего Великий князь не уронил, с душившей его яростью совладал и распрощался с гостями почти мирно.

Боготуры сели на коней и выехали из детинца на пока еще малолюдную Торговую площадь. Стольный радимичский град просыпался лениво, по-зимнему неторопливо втягиваясь в хмурый день. Большой беды наступающий день обывателям не сулил, и Торуса, удовлетворенный этим обстоятельством, покинул город почти с легким сердцем.