Стивен Эриксон - Буря Жнеца

– Как? Куда?

– Ты что, дитя? – разочарованно сказал чужак. Кольца звякнули, цепочка туго намоталась на указательный палец. – Я здесь, чтобы повести вас домой, Нимандер Голит. Всех вас, потомков Аномандера Рейка, Чернокрылого Лорда.

– Но где дом?

– Слушай меня! Я проведу вас к нему!

Нимандер вытаращил глаза и сделал шаг назад: – Он не желает…

– Не имеет значения, что он желает. И даже то, что я желаю. Ты еще не понял? Я ее Глашатай.

«Ее?»

И тут Нимандер закричал, сильно ударившись коленями о мостовую. Руки его метнулись к лицу. – Это… это не сон?!

Незнакомец оскалился: – Можешь хранить верность кошмарам, Нимандер. Можешь вечно пялиться на руки и видеть на них кровь. Мне плевать. Она была безумна, как ты и сказал. И опасна. Скажу тебе: я оставил бы тело на улице, даже если бы она была еще жива. Но хватит об этом.

Иди, приведи родичей. Быстрее, Нимандер, пока Темнота еще держит остров.

И Нимандер вскочил на ноги, поспешно возвращаясь в убогую гостиницу.

«ЕЕ Глашатай. О, Мать Тьма, ты призовешь нашего отца, как призываешь нас?

Но зачем?

Что же, пусть будет так. Да. Наше изгнание – о Бездна! – наше изгнание подходит к концу!»

Скол ожидал на улице, крутя цепочку. Жалкий сброд. Нимандер лучший среди них. Что же, сойдут и эти. Он не врал, говоря, что трясы не готовы.

Собственно, это единственная истина, которую он сказал этой ночью.

«Как поживаешь в Летерасе, Сильхас Руин? Готов поспорить: невесело.

Ты не таков, как твой брат. Никогда не был таким.

О, Аномандер Рейк, мы найдем тебя. И ты дашь ответ. Нет, даже бог не может попросту пройти мимо, избежав ответственности. За предательство.

Да, мы тебя отыщем. И покажем. Покажем, каково это».

Рад Элалле нашел отца сидящим на выщербленном погодой валуне, в начале ближайшей к селению долины. Вскарабкался и присоединился к Удинаасу на согретом солнцем камне.

Теленок ранага отбился от матери и всего стада и жалобно мычал, блуждая по дну долины.

– Можем попировать, – предложил Рад.

– Можем, – отозвался Удинаас. – Если у тебя нет сердца.

– Нам нужно жить, а чтобы жить, нужно есть…

– И, чтобы жить и есть, нужно убивать. Да, да, Рад, я все знаю.

– Надолго ты останешься? – спросил Рад, и вздох застрял в горле. Вопрос выскочил сам собой – ни он, ни отец не решались задать его.

Удинаас бросил ему удивленный взгляд и снова начал следить за теленком. – Она скорбит, – сказал он. – Она скорбит так глубоко, что горе доходит до меня через все расстояния. Расстояния – ничто. Вот что случается, – добавил он без следа печали, – от насилия.

Рад решил в этот миг, что на лицо отца слишком страшно смотреть, и тоже перевел взор на далекого теленка.

– Я рассказал Онреку, – продолжал Удинаас. – Должен был. Просто чтобы… изгнать горе, прежде чем оно сожрало бы меня. А теперь сожалею.

– Не нужно. У Онрека не было друга ближе. Было необходимо, чтобы он узнал истину…

– Нет, Рад. Это нельзя назвать необходимостью. Иногда правда полезна. Иногда выгодна. Но по большей части она просто ранит.

– Отец, что ты будешь делать?

– Делать? Да ничего. Ни для Серен, ни для Онрека. Я всего лишь бывший раб. – Улыбка была сухой и краткой. – Живущий с дикарями.

– Ты не просто раб.

– Неужели?

– Да. Ты мой отец. Поэтому я спрашиваю снова: надолго останешься?

– Думаю, пока ты меня не вытолкаешь.

Рад впервые в жизни чуть не разразился слезами. В горле запершило, он не мог говорить, словно внутри поднялся прилив эмоций и не желал уходить. Из-под горящих от слез век он смутно видел бродящего по низине ранага.

Удинаас продолжал, вроде бы не заметив реакцию на свои слова: – Не то чтобы я многому мог научить тебя, Рад. Разве что починке сетей.

– Нет, отец. Ты можешь научить меня самому важному.

Удинаас взглянул на сына с подозрением и недоверием.

На гребне показались три взрослых ранага и побежали к теленку. Увидев их, молодой зверь снова замычал, на этот раз громче, и поскакал навстречу.

Рад вздохнул: – Отец, ты передашь мне важнейшее свое умение. Выживать.

Потом они молчали. Рад не сводил взгляда с теленка, пока он не поднялся на гребень с той стороны долины. Теперь у Удинааса что-то случилось с глазами, ибо он то и дело потирал их руками. Рад не оборачивался, чтобы не смутить его.

Затем – едва долина опустела – отец встал. – Похоже, мы все же проголодались.

– Ненадолго.

– Неправда.

Они пошли назад к селению.