Натиг Расулзаде - Ловушка

– Все деньги у тебя, – сказал он только. – А парень хоть приличный? Из хорошей семьи?

– Спасибо, что поинтересовался, – сказала жена, даже не рассердившись на него за такую слабую реакцию.

За долгие годы совместной жизни она изучила его вдоль и поперек, думала она, видела его всяким и привыкла к его невыносимому характеру, так что прояви он сейчас чуткость и излишнюю внимательность, нехарактерные для него в семье, она, пожалуй, подумала бы, что с ним творится что-то неладное. И за все эти годы не приходило ей в голову, что есть люди, которые не любят выставлять свои чувства, не любят говорить о них, но залежи добра и нерастраченной нежности могут носить в душе своей. Вскоре стали визитировать гости, и Гасанову приходилось в эти часы присутствовать в качестве главы, так сказать, семьи, встречать родных жениха, говорить с ними о чем-то, испытывая крайнюю неловкость, потому что в эти минуты он бывал очень рассеян и отвечал невпопад, а жена то и дело старалась сгладить возникшую неловкость.

– Вы член Союза журналистов? – спрашивал отец жениха.

– Член? – рассеянно переспрашивал Гасанов. – Простите, не расслышал.

– Союз журналистов, – громко, как глухому, повторял новоиспеченный родственник.

– А, да, да. Журналист.

– Давно работаете?

– Давно.

Разговор с Гасановым явно не клеился, и тогда на помощь приходила жена.

– Когда он приступал к своей журналистской деятельности, – издалека начинала она его творческую биографию, как будто Гасанов уже умер. – В городе было всего несколько газет. Он работал в самой уважаемой газете, и все его знали. У него большой стаж и опыт, но разве в наши дни это кому-то нужно? Сейчас бойкие мальчишки и девчонки работают во всех этих газетках, которых и названия не упомнишь…

Гасанов молча махал рукой – прекрати, но новые родственники с интересом стали разглядывать его, как останки доисторического ископаемого.

– А что, разве не так? – заводилась жена от его останавливающего жеста.

– Вот сейчас звания раздают направо-налево. Сопляки, что ему в дети годятся, получают «заслуженных», «народных», а о нем кто бы вспомнил…

И в глазах гостей Гасанов замечал остывающий интерес к своей персоне.

– Не напомнишь – никто не вспомнит, – вдруг жестко произнес жених. – Все надо вырывать, забирать насильно, просить нельзя…

И Гасанов подумал, что судьба его дочери в надежных руках, этот своего не упустит.

Наконец, ему надоели участившиеся присутственные дни, и он, сославшись на перегруженность на работе, перестал бывать дома к «часу гостей», отказавшись забавлять их пустыми разговорами. Работы и в самом деле было немало, и Гасанов еле поспевал готовить материалы и бегать по заданиям. Несмотря на многократные просьбы Айтен не изводить себя, а принять ее помощь, он не соглашался, как человек, привыкший жить только плодами своих трудов. Он не мог и не хотел принять помощь от женщины, и никакие уговоры тут не помогали. Айтен прибегала к последнему средству, хоть и делала это против воли, рискуя обидеть его – ей было больно смотреть, как Гасанова заездили, измордовали на копеечной его работе.

– Почему же, в таком случае, ты взял у меня десять тысяч? Разве это не те же деньги, что я тебе предлагаю?

– Это совсем другое, – убежденно отвечал Гасанов. – Это плата за труд, за конкретный труд и риск с моей стороны. А что я сейчас делаю для тебя? Ничего, чтобы стоило таких больших денег.

– Что же теперь, – говорила она. – Тебя обязательно надо огреть по голове, чтобы ты принял мою помощь?

– Смешно, – соглашался он, но денег не брал.

– Разве я не могу сделать просто подарок, – недоумевала она, – даже не тебе, у тебя дочь обручена, ей сейчас много чего понадобится. Почему ты упрямишься? Это не умно.

– Нет, нет, – настаивал он на своем, – я не привык чувствовать себя альфонсом.

– Да тебе и поздно, – говорила она, – по возрасту не подходишь.

– Давай закроем эту тему, – просил он. И закрывали.

Он забывал с ней о времени, о своем возрасте, а время, между тем, шло, дочь вышла замуж; он, будто во сне, смотрел на эту взрослую девушку, свою дочь, и не мог понять, как, когда она выросла, стала такой красивой, сидит, важная, в подвенечном платье, с чем-то на голове блестящим, корона это, что ли?.. Рядом с ней – жених, уже ее муж, тоже нарядный, красивый, и они – хорошая пара, а он, видно, скоро станет дедушкой, и когда все это произошло, почему он не мог насладиться ее детством, проникнуться ее маленькими проблемками, почему все события, которые касаются непосредственно его, его родных, проходят мимо него? Может, оттого, что события, казалось бы, никакого отношения к нему не имеющие, проходят через его сердце, волнуя и тревожа? Разве это нормально? Почему он так неправильно устроен? Боже мой, не замечал, проморгал дочерей, жене никогда не был по-настоящему близким человеком, и потому, видимо, она, вместо того, чтобы разговаривать, только ворчит и пилит его. Боже мой, как многого он лишил себя…