Евгений Гиренок - Метанойя [litres самиздат]

И когда батюшка покрыл мою голову епитрахилью и прочитал разрешительную молитву, я почувствовал, что уже никогда не смогу забыть это состояние– состояние души, сбросившей непомерный груз греха и вырвавшейся из мрака пустоты. Вырвавшейся из ада.

Отец Григорий немного устало улыбнулся и крепко обнял меня.

– Все, сыне, первый шаг сделан. Теперь главное– не останавливаться, а идти и идти. Ты будешь спотыкаться. Ты будешь падать, но все равно вставай и иди. Ведь нам оставлено покаяние, и ни в чем ином нет такой радости жизни. Толька эта радость, радость души обретающей Бога, является настоящей. В нашем бытии никто не сможет отнять ее у кающегося человека. Совершенных людей нет, все мы грешны, но как только грех омрачает твою жизнь, спеши принять лекарство покаяния. Ведь не здоровые нуждаются во враче, а больные, и Христос пришел не праведных, но грешных призвать к покаянию и спасти. Аминь.

Мы еще долго потом разговаривали о вере– батюшка рассказывал мне о Православии, о Церкви, о богослужении, о Святых Таинствах, и я только поражался– как же я раньше жил без этого? И лишь когда в узких окнах храма забрезжили первые проблески серенького рассвета и начали приходить люди на утреннюю молитву, отец Григорий попрощался со мной и велел почаще приходить. Но я и сам чувствовал, что теперь просто не смогу не ходить в церковь. Меня действительно переполняла необъяснимая внутренняя радость– тихая и спокойная, кроткая и нежная. Мне хотелось улыбаться всем людям, хотелось каждому подарить частицу своего настроения, своей радости, своего счастья.

Я вышел из храма и полной грудью вдохнул холодный утренний воздух. Утро– самое подходящее время, чтобы начинать новую жизнь. Все казалось мне прекрасным– и эта скромная деревянная церквушка, и старинное кладбище, и речушка, шумящая поодаль, и город, досматривающий предрассветные сны. Я действительно люблю этот мир, созданный Богом, эти небо и землю, это солнце и эти звезды– слава Богу за все!

Я не спеша прошагал по деревянным мосткам и вышел через калитку на улицу и чуть не наткнулся на маленькую фигурку девушки, пристально смотревшей на мою машину. Она была одета в дешевое драповое полупальтишко, длинную черную юбку и поношенные ботинки со шнуровкой, а на голове у нее был светлый платок. Услышав мои шаги, девушка обернулась, и я вздрогнул, узнав ее. Это была Эля– маленькая девчонка из волшебного сна с несчастливым началом. Те же глаза за толстыми стеклами очков в старомодной круглой оправе, то же лицо без грамма косметики, и те же губы, что шептали мне слова любви.

Она в упор смотрела мне в глаза, как будто очень хотела что-то прочитать в них. И казалось, что нет силы, способной разъединить наши сцепившиеся взгляды. Это было как наваждение: ни мыслей, ни слов– одни лишь глаза напротив. Наконец она чуть слышно вздохнула и провела ладонью по лбу, словно отгоняя какой-то образ. И я услышал ее голос:

– Я видела сон… И в нем был ты… Ты ведь Джем? Я очень хотела увидеть тебя…

Моему сну, вызванному отнюдь не полетом пчелы вокруг граната и далеко не за секунду до пробуждения, мог бы позавидовать любой сюрреалист…