Евгений Гиренок - Метанойя [litres самиздат]

Я тихо спросил:

– А твой остров не самообман? Не окажется ли он тесной камерой пожизненного заключения на острове Огненном? Или на Черном дельфине?

Он невозмутимо ответил:

– Определенный риск есть. Но ведь даже дорогу переходить, и то опасно.

– То есть ты готов бросить свою жизнь плюс жизни энного количества людей к пьедесталу, на который возвел собственную мечту?

Его даже передернуло от злости:

– Почему ты выражаешься, как идиот? Не можешь говорить попроще?

Я пожал плечами:

– А есть ли вообще смысл в этом разговоре? Я же вижу, мне не удастся тебя переубедить.

Он согласился:

– Да, не удастся. Мы не скажем друг другу ничего нового, чего бы не знали.

– Вот видишь. Вопрос в другом. Что мы будем теперь делать? Тебе не кажется, что нам двоим становится слишком тесно и мы только мешаем друг другу?

– Так ведь об этом я тебе и говорю! Ты больше вредишь мне, чем приносишь пользы.

– Хорошо. Пусть даже так, хотя у меня противоположный взгляд на пользу и вред. Но вопрос я задал конкретный: что мы будем делать?

Он продемонстрировал мне улыбку, которая меня насторожила.

– Вообще-то, мон ами, весь наш разговор– всего лишь прелюдия к ответу на твой вопрос.

– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– Сейчас объясню. Ты сам признал, что двоим нам слишком тесно в этом мире. Поэтому я предлагаю тебе отправиться в другой.

– В какой же?

– А в какой хочешь. Ведь каждый человек живет именно в том мире, который сам выбирает себе.

– Но я бы выбрал себе именно этот, мне здесь нравится.

– Нет, ты искренне заблуждаешься или намеренно обманываешь сам себя. Тебе только кажется, что это твой мир, но на самом деле ты в нем чужой. Ты пришел сюда, когда я уже здесь был, и ты здесь лишний. Этот мир сильных и целеустремленных людей, жестоких и умеющих побеждать. А ты– вечно проигравший.

– И где же, по-твоему, мой мир?

– Да где угодно. Можешь поострить свой собственный, и только от тебя зависит, каким он будет. А можешь вернуться туда, где тебе по душе. Я, например, знаю одну маленькую девочку, которая работает медсестрой и страстно желает тебя увидеть. Конечно, она законченная наркоманка, но пару лет еще протянет запросто.

Я чуть было не заорал:

– Да ты в своем уме? О чем ты говоришь?

– Да все о том же. Помнишь фильм такой тупой про Горца– там всегда говорили: «Должен остаться только один». Каждый достоин того, чего он достоин.

Он громыхнул коробкой с «мечтой»:

– Вот билеты в другие миры, а уж конечный пункт ты выбираешь сам.

Я раздраженно вскочил:

– Ты предлагаешь мне пить эту дрянь?

Он с деланным удивлением приподнял брови:

– Давно ли ты стал говорить так? После того, как сам все запутал до такой степени, что уже невозможно по-другому? Ты дурак, у тебя все равно выбора нет. Ты не сможешь решить ни одну проблему и уже утром будешь чухаться в подвалах федеральной службы. Это твой единственный шанс.

– Я могу уехать в Голландию…

– Ты определенно идиот… Ты привык попросту убегать от проблем, а не решать их. Но поверь, это не тот случай, когда такое проходит.

Он открыл коробку и достал одну слезинку.

– На, проглоти ее, мон ами.

Я заорал.

– Да пошел ты! Я не буду ее пить!

Он поднялся и невозмутимо пожал плечами:

– Тогда мне придется тебя заставить…

Одним прыжком я подскочил к нему и нанес сокрушительный удар в челюсть, но тут же сам покатился по песку от не менее сильного удара. И как ему удалось увернуться? Мозг с трудом удерживал реальность, в голове шумело, перед глазами все плыло, как в тумане. Я почувствовал, что на меня навалилась сильная тяжесть и жесткая рука сдавила горло. Задыхаясь, я широко раскрыл рот, судорожно пытаясь вдохнуть, и вдруг ощутил, как слезинка «хрустальной мечты» упала на язык. Горло тут же опустило, и, с шумом вдохнув живительный воздух, я невольно проглотил наркотик. Отчаяние, враз охватившее меня, вдруг придало сил, и я беспорядочно замахал руками, силясь попасть в ставшее ненавистным лицо. Мой противник даже особо не пытался уворачиваться и только крепче прижимал меня к земле. Я изловчился и сжал ему шею, но тут же почувствовал, как он тоже схватил меня удушающим приемом и изо всех сил сдавил мне горло.

Мы катились по земле, били друг друга, царапались и кусались, и во всем этом уже не было никакого смысла, потому что «мечта» была проглочена. Я уже не чувствовал боли, не разбирал, куда бью и куда получаю удары, во рту все пересохло, и судорожное дыхание буквально раздирало мне горло. Наши тела сплелись, пытаясь взять друг друга на болевой прием, так что невозможно было разобрать, кто есть кто. И странный туман все больше окутывал мое сознание, словно накрывая его темным капюшоном. Где-то на краю реальности вдруг послышался шум бегущих по песку людей, и чей-то голос, похожий на голос Эрика, нервно приказывал: